Бумажная звезда
Шрифт:
— У нас никогда ничего подобного не было, — продолжал Томас. — Это лучше всякого видео. Вы сами представить не можете, парни: на стене самое настоящее большое кино. — Томас, как крылья, раскинул руки, чтобы показать, каким большим оно будет. — И два парня сражаются в церкви на лошадях.
Если бы все желания исполнялись так просто, а все проблемы решались так легко!
— Конечно, — согласился Сент. — Нет ничего проще. Я думаю, они протянут сюда кабель и передвинут киноустановку, я прослежу за этим, — Ну, мужики! — закричал Томас, отшвыривая стул. —
Томас перепрыгнул через стойку бара и стал с возбуждением пересказывать все своему брату Иносенсио.
— О чем речь? — спросил Арни. — Я с самого начала потерял нить разговора.
Сент объяснил.
— Прощальный вечер, — сказал Арни, смущенно улыбаясь, — да еще с Майклом Джексоном. Нам всем казалось, что мы никогда не уедем отсюда, и вот все кончено. А мне придется начинать все сначала.
— Я уже сказал, Арни, тебе решать.
— Я это знаю.
— Если тебе трудно оставаться Арнольдом Блейзером, тогда ты должен покончить с этим раз и навсегда.
— Я не могу.
— Уверен, что можешь. — Мысленно Сент представил себе одинокого толстого мальчика, который мужественно выдерживал все издевательства своих одноклассников, и добавил:
— У тебя есть сила воли.
— Тогда это было легко, — ответил Арни. — Я просто изменил свою внешность, и все пошло как по маслу.
— Я говорю о школьных годах, когда ты еще не изменял внешность.
Арни тупо уставился на грязную столешницу.
— Могу себе представить, что со мной будет, — сказал он. — С моей карьерой сразу будет покончено. Все пойдет псу под хвост.
— А ты не представляй, — посоветовал Сент. — Просто скажи им все, как есть, и пусть сами решают, оставлять тебя или нет. Неужели твоя интуиция не подсказывает тебе, что лучше вообще отказаться от карьеры?
Арни закрыл глаза.
— Ты можешь себе представить, что тогда будет? На меня выльют столько грязи. Представляю, какими заголовками запестрят газеты. Сколько будет разных сплетен, люди возненавидят меня.
— Возможно, некоторые и возненавидят, но пройдет немного времени, и все успокоятся. А подумай о людях, которые восхищаются тобой, но у них кишка тонка сделать то, что сделаешь ты.
— Это сразит его наповал.
— Кого?
— Даймонда. Я задействован у него на три года. По два фильма в год.
— Сбеги. Ты потеряешь только деньги, но зато спасешь свою душу.
— Я не могу этого сделать, я ему многим обязан.
— Чем именно?
— Всем. Тем, что он выслушал меня, что заинтересовался проектом «Старфайер». И потом, мне кажется, он прекрасно знает, что у меня нет девушки, и старается защитить меня от прессы, подбрасывая им маленькие истории о моих «похождениях». Ему бы, конечно, не следовало этого делать.
— Он защищает свои капиталовложения, а не тебя.
— Как-то Виктор спросил меня, нет ли у меня чего-то такого, что я скрываю от него, что со временем может выплыть наружу и доставить всем большие неприятности. Он ненавидит сюрпризы.
— Это их проблемы.
— Тебе легко так говорить, ты можешь противостоять ему, а я нет.
— Ты тоже делал это прекрасно, когда преследовал его с проектом «Старфайер».
— Да, — согласился Арни, — но тогда я просил не за себя.
Сент поставил лодку на якорь и, взяв такси, отправился в гостиницу аэропорта, интуитивно он каждый раз звонил из разных гостиниц. Так, на всякий случай.
Потребовалось много времени и денег, прежде чем он дозвонился до Спринг Кентфилд. Сект уже подумывал о том, чтобы послать все к черту, когда трубку наконец сняли. Когда он услышал ее голос, немного раздраженный, перекрываемый звоном бокалов, приглушенным смехом и музыкой, то сразу без обиняков спросил:
— Мама, зачем ты сказала Виктору Даймонду, что я его сын? Ты же прекрасно знаешь, что это не правда.
Он услышал ее прерывистое дыхание, полное возмущения и негодования:
— Слоун, что за смешную игру ты затеял?
— Это не игра, мама. Зачем ты соврала ему?
— У меня нет возможности говорить с тобой сейчас. У меня обедают очень важные люди.
— Мне все равно, с кем ты обедаешь, будь то Стивен Спилберг, Джордж Лукас или Френсис Форд Коппола. Послушай меня, если ты сейчас повесишь трубку, то горько пожалеешь об этом.
Снова возмущенное пыхтение.
— Я не боюсь твоих угроз, Слоун. Даю тебе на разговор пять минут. Подожди, пока я возьму другую трубку.
До Сента доносились отрывки разговоров, взрывы смеха, музыка. Наконец мать взяла другую трубку, наверное, в столовой, а может, где-то еще, и все сразу стихло.
— Ну что? — спросил он. — Теперь мы можем поговорить?
— Надеюсь, ты не забыл, что, если бы не я, ты все еще сидел бы в тюрьме? — произнесла Спринг тоном холодным, как воздух Арктики. — Ты должен быть мне благодарен, а не обвинять мать во лжи. Уж поверь мне, только Даймонд мог вытащить тебя из дерьма, в которое ты угодил по собственной глупости.
— Мне непонятно только, почему ты так долго выжидала?
— Я не понимаю тебя, Слоун.
— Ты все прекрасно понимаешь. Я пробыл в Санта-Пауле почти два года, прежде чем ты посоветовала Арни обратиться к Даймонду и сослаться на тебя. Если ты знала, что он мой отец и такой всемогущий, почему же сразу не обратилась к нему?
— Я не хотела просить его, пока не будут исчерпаны все возможности.
— Ты не обратилась к нему, потому что поначалу тебе это даже в голову не пришло.
— Слоун, это не правда. Я ждала подходящего момента.