Бумажная звезда
Шрифт:
Америка.
«Дикая страна, полная хиппи, наркотиков и гангстеров, где никто никого и ничего не уважает», — так всегда утверждала мама.
«Место, где может случиться все что угодно», — думала Вера.
Интересно, что значит быть помощницей по дому? Она умеет ухаживать за стариками, но какова работа в доме, где могут быть дети? Наверное, это гораздо веселее.
Средний план.
Диана выходит из своей спортивной машины, видны длинные, красивые ноги. На заднем плане лимузин с затемненными стеклами.
Силуэты
Диана. Что вы от меня хотите?
Андреев. Хочу, чтобы вы поехали со мной.
Крупный план.
Диана (глаза как плошки). Нет. Вы не можете мне приказывать.
Крупный план.
Андреев (на лице зловещая улыбка). Нет, могу. Садитесь в машину.
Диана в машину не села. Вместо этого…
Что же случилось? Внезапно Вера почувствовала, что какая-то неведомая сила водит ее рукой. Карандаш так и летал по бумаге, словно чьи-то пальцы держали его, словно в нее кто-то вселился и руководил. Так что же происходит?
Она рисовала все быстрее и быстрее.
Задний план.
Силуэты Дианы и Андреева. Между ними сверкнула молния, озарив все ярким светом. Слышится голос.
Голос. Диана Старр?
Крупный план.
Диана (ее рот раскрыт от удивления). Да?
Голос. Я энергетическая сила из системы Ригел, удаленной от Земли на много световых лет. Мне необходимо принять физическую форму, и я выбрала ваше тело.
Диана. Нет! Не делайте этого!
Голос. Не бойтесь. Вы станете обладательницей необычайной гармонии ума и духа, теперь ваше имя Старфайер.
Диана. Но зачем? Что вам нужно от меня?
Голос. В свое время узнаете.
Вера быстро нарисовала зигзаги молний, звезды, восклицательные и вопросительные знаки.
Передний план.
Диана уже не легкомысленная девушка, а воплощение силы. Она стала выше, мощнее, тверже. Ее волосы светящимся ореолом окружают голову, глаза блестят. Она — Старфайер.
Средний план.
Андреев и Старфайер. Он продолжает силой удерживать ее за руку.
Андреев. Немедленно в машину, и никаких глупостей.
Крупный план.
Старфайер. Отпустите меня (ее глаза широко раскрыты, вокруг головы мерцают зигзаги молний).
Передний план.
Андреев (словно получивший удар электрическим током.
Рот перекошен, волосы встали дыбом). Какого…
Передний план.
Старфайер (с решительным видом указывает пальцем).
Убирайтесь туда, откуда пришли.
Задний план.
Москва, зима. Красная площадь. Видны купола собора Василия Блаженного, кирпичные стены Кремля. Андреев смотрит на собор сквозь пелену падающего снега.
Крупный план.
Андреев (растерянно крестится). Господи, что со мной произошло?
Крупный план.
Старфайер. Неужели я обладаю такой силой? Надо научиться управлять ею…
Уставшая и измученная.
Этот же вопрос задала себе и Вера. Сейчас Старфайер стала совершенно другим человеком, а рассказ приобрел новую концепцию. Откуда появилась эта новая девушка, способная отправить человека за тысячи миль?
И Вера ответила себе: она создана моим воображением.
Художница внезапно почувствовала себя разбитой и опустошенной и даже немного испуганной.
Вера разглядывала Старфайер, а та спокойно смотрела на нее, глаза в глаза.
В голове звучал голос доктора Уилера: «В тебе сидит очень привлекательная девушка… И помочь ей можешь только ты».
Вера посмотрела на Старфайер и мысленно спросила:
«Ты — это я? Неужели я действительно на тебя похожа?»
Внезапно Вера почувствовала необычайный прилив энергии.
Слоун Сент-Джон Тредвелл быстро шагал по Пятой авеню в сторону Центрального парка. Чувство унижения сменилось злостью, которая настолько переполняла его, что хотелось бешено крушить все на своем пути. Но и злость скоро прошла, а на смену пришли разочарование и горечь, такие сильные, что перехватывало дыхание.
Как ему хотелось продемонстрировать отцу, на что он способен! Пускай сейчас рассказ не взяли, но ведь обязательно возьмут следующий. Всего-то требовалось пять минут, пять жалких минут. Это же так мало! Неужели у него не нашлось времени прочитать письмо и произнести несколько добрых слов? Ведь мог же он сказать:
«Молодец, Слоун. Я даже не подозревал, что у тебя такой талант». Несколько слов, и все было бы по-другому.
Он скомкал письмо и швырнул в урну на углу Пятьдесят второй улицы, но, пройдя полквартала, бросился обратно, почувствовав, что не может расстаться с этим клочком бумаги. С трепещущим сердцем он достал из урны письмо, расправил и положил в карман.
Черт бы побрал Тредвелла-старшего! Впрочем, он и сам хорош. Сколько можно подвергать себя таким испытаниям?
Почему ему так хочется, чтобы отец понял его? Неужели не ясно, что этого никогда не произойдет? Он никогда не интересовался им, так почему же вдруг должен перемениться?
Его глаза слезились от холода, и влага застывала на щеках, покрытых неуместным в это время года загаром. Он совершенно забыл, как холодно бывает в Нью-Йорке.
Слоун засунул руки поглубже в карманы своего тонкого пиджака, наклонил голову, чтобы ветер не хлестал по лицу, и продолжал путь, чувствуя, как колючий снег залепляет уши.
Он не ел с пяти утра, и сейчас, несмотря на то что душа была опустошена, а сердце болело, ощутил волчий голод.
Как хорошо было бы поесть мяса с брокколи.