Бумажные доспехи
Шрифт:
– Разве ты не слышала? – равнодушно спросил Донно. – В то время постоянно об этом говорили, да и сейчас есть те, кто помнит.
Морген покачала головой и, закусив губу, сосредоточилась на повороте. Донно посмотрел на нее из-под ресниц.
– Я расскажу потом, ладно? – мягко сказал он. – Слишком сложно.
– А ты кратко. Нам тут ехать четверть часа… н-наверно, – по крайней мере, столько это заняло в прошлый раз, когда Донно подбрасывал ее до дома.
Почему бы и нет, подумал Донно. Всего лишь старая пыльная история из прошлого.
К тому же, когда он говорил, то еще как-то чувствовал себя. Замолкал – и терялся в тошном сумраке.
– Мои родители оба маги. Были.
– Редкий случай.
– Ага, редкий. Мне так часто говорили. Тем более, что я унаследовал способности отца.
– Прямо унаследовал? – поразилась Морген и отвлеклась от дороги.
В семье магов редко рождались дети с сильным даром, и того, что какие-то особенности родителей переходили детям, практически не бывало. Законы генетики касательно магии давали обратный ход.
– Смотри вперед, – отозвался Донно. – Да, я был эмпатом, как и он. Нас даже приглашали несколько раз на экспертизы, пытались выяснить, что способствовало этой наследственности. Правда, до такого уровня, как он, я никогда не дотягивал. Во всех смыслах.
Он открыл глаза полностью и повернул голову, чтобы видеть выражение ее лица.
– Отец был членом управляющего совета Института. И еще наркоманом. Только не наркотики употреблял, а эмоции. Сначала понемногу, ему хватало того, что он от матери получал. Потом потребовалось больше. Он доводил ее до слез, унижал и пил ее боль. И слетел с катушек совсем. Да не может быть, что ты не слышала эту историю, – вдруг мрачно сказал он.
– Кажется, слышала, – неохотно призналась Морген. – Но я как раз поступала на высшую ступень, экзамены сдавала и мне тогда вообще ни до чего было. Гвинас, да? Но я почти ничего не помню. Если тебе не хочется, не рассказывай.
– Гвинас, – кивнул Донно. – Мой отец. Мы жили в отдельном доме, и поэтому никто не знал, что там творится. В одиннадцать выявили мой дар, а когда мне исполнилось четырнадцать, я убил отца. Потом нас с матерью накрыло откатом – и от того, что он постоянно делал с нами, и от той последней драки. Мне на самом деле повезло, я просто застал его врасплох.
Морген молчала.
– Я от него недалеко ушел. Но все время носил блокировки, чтобы не стать таким же как он. А… бывало, сносило их, и я ловил дозы, плыл… но мне везло. Рядом оказывался Роберт, и отключал всю эту дрянь.
– Ясно, – сказала Морген. – Я не ожидала. Не думала, что все так. А твоя мать? Что с ней?
– Она жива. Я езжу к ней раз в неделю-две. Иногда ее выписывают, но последнее время улучшений нет.
За невысказанным Морген могла только угадать: мать Донно так и не оправилась.
– Она… в психиатрическом? – осторожно спросила Морген.
– Точно.
Сказав это, Донно закрыл глаза и молчал до самого дома.
Цветы
Морген снились лютики – простые желтые цветы с глянцевыми лепестками. Они отчего-то наполняли ее рот, едкой горечью жгли язык и нёбо, и Морген все никак не могла отплеваться. Она задыхалась, пыталась руками вытащить их, но цветов было так много, и они лезли и лезли, пока Морген не поняла, что все ее нутро состоит из них, что они никогда не закончатся. Ее начало тошнить, и Морген упала на колени, расцарапывая горло руками, и ужас захлестнул ее с головой.
Донно снилась старая веранда. Дверь в сад была приоткрыта, и бледные тени солнечного света лежали на серых досках пола.
Солнце едва пробивалось через слоистый белый туман, в котором тонули невысокие деревья. Джека не было, и Донно подошел к двери, чтобы выйти в сад. По-летнему пахло скошенной травой, в сыром душном воздухе предчувствовалась гроза.
Шагнуть за порог не удалось: тень мелькнула перед самыми глазами и в лоб уперся длинный худой палец.
– Вали назад, – сердито сказал Джек. – Куда ты лезешь?
Донно отступил, а Джек вошел, открыв дверь нараспашку. Устроился на подоконнике, и под его взглядом Донно медленно сел на кресло-качалку.
– Слушай, – печально сказал Джек, – может, ты прекратишь меня во сне видеть? Как-то раздражает.
– Я же не специально, – устало ответил Донно. – Я бы с большим удовольствием увидел вместо тебя…
Он осекся и замолчал.
– У, – сказал Джек. – Боишься назвать ее по имени?
Донно скрипнул зубами.
– Я не боюсь. Просто ее имя… не идет на язык… я не знаю, как это точнее сказать – не могу произнести, и все. Недавно, когда Морген спрашивала, я смог рассказать, но не произнести ее имя.
– Морген? – рассеянно переспросил Джек. – А это кто еще?
– Ты же мое подсознание. Что за дурацкие вопросы?
– Ну… не дурацкие, а наводящие. Хотел узнать, как ты ее для себя определяешь.
– Да никак, – с досадой ответил Донно. – Она просто помогает мне с Робертом.
– А, значит, я угадал, Морген – «она», – фыркнул Джек. – Давай подробнее, кто это, откуда взялась. Снова прелестная малявка, о которой так и хочется позаботиться?
– Иди к бесам, Джек.
Джек вдруг отвернулся, не ответив. Донно нахмурился: чтобы Джек да не съязвил?
Тот, впрочем, быстро вернулся к прежнему настроению, покачал ногой и подбросил зажигалку на ладони.
Остро взглянул, сузив глаза.
– Она ведь не умерла, – сказал Джек. – Зачем ты зациклился на мыслях о ней?
– Замолчи.
– Ага, щас. Тогда развидь меня или пусть тебе пара красоток приснится, чтоб нам тут как-то повеселее было… Ты же не подросток, мозги-то должен был нарастить. Двигайся дальше Донно, жизнь не стоит на месте.