Бумажные души
Шрифт:
Оливия, а за ней и Жанетт выдвинули по стулу с реечной спинкой, стоявших у кухонного стола, и уселись друг против друга. Олунду вспомнилось, как трудно было сохранить невозмутимый вид, когда они с Жанетт обыскивали жилище Лолы Юнгстранд и обнаружили вибратор. Его грела мысль, что благодаря ему Жанетт избежала неловкой необходимости брать вибратор в руки.
Олунд сел в торце стола, спиной к окну. Не быть ему героем в глазах двух этих женщин. Их, в отличие от него, мелочи не смущали и не пугали.
– Сядь лучше с другой стороны, –
Олунд послушался. Вошел Томми, и Жанетт попросила его закрыть дверь кухни.
– Когда вы узнали об исчезновении Мелиссы? – начала она, когда Томми сел на свободный стул у окна.
– Утром пятнадцатого декабря две тысячи четвертого года, – быстро ответил он.
– Где вы находились, когда Лола позвонила вам?
Томми вздохнул.
– В аэропорту Гардермуэн. Отработал на месторождении Тролль двадцать одну двенадцатичасовую смену и летел домой. Устал как собака.
– Что вы почувствовали, когда узнали, что ваша дочь пропала?
Томми подозрительно взглянул на нее.
– К чему вы клоните?
– Вам стало стыдно?
Олунд уловил секундную растерянность в налитых кровью глазах Томми.
– С чего это я должен стыдиться? – спросил он, явно раздраженный.
– Вам стало стыдно, что вас не было дома и вы не смогли защитить Мелиссу?
– Я… – Томми не закончил. Он закрыл глаза и беззвучно побарабанил пальцами по столу. Мускулы на могучих предплечьях напряглись, и Олунд понял, что Томми сдерживает злость. Томми снова открыл глаза. – Я нормальный отец, мне нечего стыдиться, – подчеркнуто спокойно объяснил он. – Был бы дома – конечно, смог бы защитить. Но меня дома не было.
– Вы могли бы быть дома, если бы захотели, – сказала Жанетт. – Потому что находились вы не в Гардермуэне, а меньше чем в семи километрах от своей квартиры.
За столом ненадолго воцарилась тишина. У Олунда подскочил пульс, ребра ощутили вес пистолета под курткой.
Серые утомленные глаза Томми Юнгстранда в упор смотрели на Жанетт.
– Вы были в Стокгольме, в гостинице, – продолжала Жанетт. – Отнюдь не пятизвездочной, по моему мнению. Вечером вы сняли там номер в компании с шестью другими мужчинами и одной женщиной.
Жанетт достала из внутреннего кармана телефон, нашла снимок и дала Томми посмотреть; выражение глаз и рта у него так и не изменилось.
– Что ваша исключительная память на лица говорит об этой девушке?
И она показала снимок Олунду и Оливии.
С экрана на них смотрела бритая наголо женщина с пирсингом в губах. Ей было лет сорок, а может, и тридцать, просто она выглядела старше, и не от хорошей жизни.
– С тем случаем полиция давно разобралась, – сказал Томми – При чем тут Мелисса?
– Ну, я бы сказала, что тот давний случай вписывается в механизм лжи, который очень даже может иметь отношение к Мелиссе. У вас еще будет возможность все объяснить, но
Пелена скорби всегда монохромна. Шкала от бесцветности до неспособности различать цвета, на которой самая глубокая боль – черная, полное отсутствие цвета, а самая старая печаль, с которой ты уже смирился, окрашена белым. Последняя стадия, когда цветов уже не различить, хотя они все здесь.
Жанетт смотрела в потухшие глаза Томми. Он потерял дочь, и Жанетт казалось, что глаза у него подернуты той же пеленой, какую она часто видела в глазах людей, чьи близкие стали жертвой убийцы.
Жанетт видела в серых глазах Томми белую скорбь.
– Итак, ваша дочь исчезла, пока вы участвовали в групповухе, – подытожила Жанетт. – Железное алиби, потому что полиция вела наблюдение в гостинице и видела вас весь вечер и ночь. В компании с той женщиной и шестерыми мужчинами.
– И что? Вы же сами понимаете, что это ни черта не меняет.
После звонка следователю из отделения “Север” Жанетт узнала, что следователи решили не сообщать родственникам, где был и чем занимался Томми. Все-таки алиби есть алиби, а трагедия семьи и без того велика.
– Насколько я понимаю, вы убедили следователей закрыть глаза на тот факт, что ваше первоначальное алиби – нефтяное месторождение – оказалось несостоятельным, – сказала Жанетт. – Но мне не нравится, что вы были неподалеку от дома, а еще больше мне не нравится, что вы утаили от нас эту информацию.
Томми взмахнул руками и откинулся на спинку стула, отчего тот протестующе скрипнул.
– Руководитель следственной группы сказал мне еще кое-что, – продолжала Жанетт. – Через три недели после исчезновения Мелиссы, в январе две тысячи пятого, от вашей соседки поступило заявление в полицию. Почему вы об этом не упомянули?
– При чем тут заявление? Дело закрыли, вычеркнули из списка, так что имею полное право…
– …не говорить. Да. Но в тот раз речь шла о Мелиссе, правда? – Жанетт немного помолчала, бросила взгляд на Олунда и Оливию и продолжила. – Я знаю, почему соседка заявила в полицию. Но хочу услышать об этом от вас. Договорились?
Томми провел рукой по спутанным волосам.
– Мне бы воды.
Жанетт кивнула. Томми встал со стула и достал стакан.
– Это было пятнадцать лет назад, – начал он. – Память уже немного того. – Он налил воды и жадно выпил.