Бумажные души
Шрифт:
– Ты хорошо запоминаешь имена, – заметил Лассе. – Можешь сказать, как зовут тебя самого?
Мальчик пальцем указал себя на грудь.
– Каспар Хаузер – не настоящее имя… Имя у меня украли. Ненастоящие имена крадут жизнь.
Лассе с задумчивым видом сцепил пальцы на колене.
– Ты знаешь, сколько тебе лет?
– Долго в лесу. – Мальчик покачал он головой. – Раньше мы знали… Сейчас трудно.
– А в каком году родился, знаешь?
Луве заметил, что мальчик как будто выжидает.
– Сейчас две тысячи девятнадцатый год, – напомнил Лассе.
– Я помню документ, – пробормотал наконец мальчик и потер глаза. – Два, девять, ноль, восемь, два, ноль, ноль, ноль. День, месяц, год.
Двадцать девятое августа двухтысячного года, подумал Луве. Лассе, судя по выражению лица, сделал тот же вывод.
Мальчику – нет, не мальчику, юноше – через два месяца исполнится девятнадцать. Во всяком случае, если он сказал правду.
– Что за документ? – спросил Лассе.
– Квадраты… Цифры. Имя. Синяя печать…
– То есть ты говоришь о дне своего рождения?
Каспар кивнул и по-юношески хрипло прибавил:
– Документ из Тронхеймского регистра записей гражданского состояния.
Глава 46
Мидсоммаркрансен
– Я соскучилась по тебе, Юхан, – сказала Жанетт. На столе в гостиной стояла пенопластовая коробочка с остатками тайской еды.
– И я по тебе, мама. – Юхан что-то прошептал, и в трубке послышался еще один голос. Да, в Сан-Франциско же сейчас начало седьмого утра. Наверное, девушка Юхана тоже проснулась.
– После занятий я еще позвоню, по скайпу, – пообещал сын. – Поговорим подольше.
Они попрощались, и Жанетт нажала “отбой”. Интересно, помнит ли Юхан, что сегодня канун Мидсоммара? Там, в Калифорнии, день летнего солнцестояния вряд ли празднуют так, как здесь, в Стокгольме.
Мидсоммар в Мидсоммаркрансене. Жанетт напомнила себе, что район получил название от таверны, в XVIII веке располагавшейся здесь, на Сёдертельевэген. Дверь кабака украшал венок из цветов. Может, стоит все же выпить сегодня пару кружек пива и прогуляться до Винтервикена.
Уже три часа, а она все еще в трусах и майке. Жанетт встала с дивана, но, когда начала подниматься по лестнице, раздался звонок в дверь, и она спустилась.
По ту сторону двери виднелся в матовом окошечке человек с широкими плечами и лицом, которое показалось Жанетт знакомым.
– Это ты, Шварц? – удивилась Жанетт.
– Ага…
Жанетт быстро натянула спортивные шорты и открыла дверь.
– У тебя же сегодня выходной?
У Шварца через плечо висела черная компьютерная сумка. Упаковку пива он пристроил на костыле.
– Да ну, “выходной”. Что мне делать-то? Хороводы водить с самим собой?
Пять минут
– Ты точно можешь работать?
– Точно, – заверила Жанетт и открыла пиво зажигалкой.
Жанетт много лет считала Шварца простоватым беспечным парнем, слегка ребячливым и отчасти недалеким. Но в последнее время ее взгляд на него изменился, а может, изменился сам Шварц. Его прямолинейность вызвала к жизни ее прежнюю сущность, ту стойкую Жанетт, которая обеими ногами стояла на земле и никогда не чувствовала себя одинокой или брошенной.
Жанетт отпила пива. У него был вкус выходного дня, и Жанетт захотелось курить.
– Олунд сказал, что твой разговор с Кларой Бундесон не дал ничего нового.
Шварц кивнул.
– За исключением того, что она точно разговаривала с Владимиром, и не раз. У мелких свои представления о клятвах. До вчерашнего дня Клара помалкивала. И знаешь почему?
– Почему? – спросила Жанетт, доставая сигареты.
– Потому что они поклялись на мизинчиках, что никому не расскажут про этот разговор, – усмехнулся Шварц. – Железная логика для трехлетки.
– И о чем они говорили? – Жанетт закурила.
– О чем – не очень понятно, но Клара, похоже, думает, что этот Владимир водит автобус. Может, он ей конфеты давал или игрушки, а может, и нет. Ей было трудно вспомнить. Но она сказала, что он симпатичный и хорошо пахнет.
– Хорошо пахнет?
Шварц пожал плечами.
– Ну да. В трейлере у Йонни не сиренями пахло, так что Кларе, наверное, не с чем сравнивать. Да это и не так уж важно. Сегодня утром я посмотрел запись с камеры видеонаблюдения, о которой мы раньше не знали.
Щелчком мыши он вызвал к жизни запись с высоко расположенной видеокамеры. На экране появились строительный забор вдоль оживленной магистрали и частично скрытая этим забором площадка, на которой стояли с десяток машин.
– Камера расположена на соседнем здании, тоже на Кварнхольмене, – пояснил Шварц. – Семь тридцать пять вечера. А теперь смотри.
На краю импровизированной парковки на пару секунд появились спины двух бегущих мужчин. Секунд через десять после того, как они исчезли, в кадре возник третий.
– Мы видим, как Владимир, Йонни Бундесон и Рикард Стрид бегут друг за другом. В том порядке, как я их назвал.
Шварц перемотал запись вперед, и таймер показал 19.43.
– А вот Владимир возвращается… – Шварц остановил изображение. Расплывчатая фигура на экране замерла, позволяя, однако, разглядеть кепку, бороду и одежду. – Восьми минут ему хватило, чтобы добежать до моста, выстрелить в Бундесона и бегом вернуться.
– Отлично, – одобрила Жанетт. Она уже поняла, что будет дальше.