Бумажные души
Шрифт:
Когда “сааб” подло толкнули в левый бок, Олунд громко выругался.
– Почему судьи не дисквалифицируют “опель”, – пробормотал он, наблюдая, как Ольга с честью выходит из положения.
Хлыстовая травма – не шутка.
Это было хорошо известно и Перу Квидингу, который все еще носил воротник Шанца, хотя прошел уже месяц с того дня, как пара тысяч литров воды смыла его с горного склона.
Олунд вздохнул и прислонился к металлическим перилам. Просто ужас, что люди способны вытворять друг с другом, даже не сознавая этого.
Пока Жанетт и Шварц занимались Квидингами, которых предстояло отправить в Стокгольм под арест,
Но Квидинги отказали мальчику в этом, поставив себя и свои странные идеи выше здоровья собственного ребенка. Да еще оправдывались, говоря, что “избавили” детей от страданий.
Видар не выжил бы, если бы не Оливия. Всю дорогу до больницы в Эстерсунде она сидела с ним в багажном отделении вертолета и делала ему искусственное дыхание и массаж сердца.
Машины неслись, как стая хищников; когда они мчались по прямой, Олунд подался вперед, чтобы лучше видеть. Желтый борт скрежетнул по черному, гравий брызнул на металлическую ограду и ему на голую голень; “опель” занесло, он скользнул задними колесами в кювет, “сааб” вырвался вперед, и “опелю” пришлось уступить первенство. “Йес”, – подумал Олунд и сжал кулак.
– Здравствуй, дорогой.
Подкравшаяся сзади Оливия поцеловала его в шею и протянула стаканчик дымящегося кофе.
Олунд с благодарностью принял картонный стаканчик, и Оливия достала булочку в целлофановой обертке.
– Возьми. Это получше, чем сосиски.
Олунд не просил еды, но теперь почувствовал, как посасывает в желудке. Он отставил стаканчик в сторону, чтобы кофе остыл, и принялся разворачивать целлофан.
На Оливии была та же футболка, что и во дворе у сарая Туйи Хаммарстрём. Олунд еще долго будет вспоминать о том случае, глядя на эту футболку.
– Жанетт звонила, – сказала Оливия и оперлась на перила рядом с ним. Потягивая кофе, она следила за машинами на трассе. – Похоже, Мелисса отказывается видеть Томми. Мы можем показывать ей какие угодно документы. Она говорит, что никогда не признает в нем своего биологического отца.
Олунд вспомнил сцену, разыгравшуюся несколько недель назад. Томми Юнгстранд, который много лет назад решил считать свою дочь мертвой, все-таки расплакался, когда их собрали в комнате для свиданий. Мелисса же словно оледенела и не произнесла ни слова. Томми рассказывал ей, какой она была в раннем детстве, показывал фотографии дома в Бергсхамре, но Мелисса повернулась к Оливии и сказала: “Я не хочу видеть этого человека. Уведите меня отсюда”.
– Жанетт еще чего-нибудь хотела? – спросил Олунд, поедая сэндвич, вполне соответствовавший бабулиному стандарту. Булочка с маком, разрезанная пополам, была щедро намазана маслом, а в середине лежал толстый ломтик сыра. Помидоров и огурцов было ровно столько, чтобы сыр не размок.
Машины проезжали участок трассы, который не был виден с того места, где стояли Олунд с Оливией. Оливия снова взглянула на коллегу.
– Обе лаборатории ответили примерно так, как мы и ожидали. Техники связали телефон и часы с Маркусом Абелином. Шварц был прав… Это “омега”.
– А медэксперты?
– На заброшенном хуторе в земле обнаружили
Машины снова появились в поле зрения, и Олунд опять погрузился в наблюдение за гонками.
“Выстрел в голову с близкого расстояния”, – подумал он, глядя, как Ольга Свитолина несется к финишу.
Глава 75
Квартал Крунуберг
На пороге стоял август, обещавший еще больше дождей. Жанетт не собиралась тосковать по июньской засухе, но немного солнца и тепла после на редкость серого и сырого июля все же не помешали бы. Из тайского ресторана, расположенного наискосок от полицейского управления, она вышла с уже раскрытым зонтиком, и дождь забарабанил по ткани.
Когда Жанетт переходила улицу, у нее ожил телефон. Звонила Эмилия Свенсон из компьютерного отдела. Эмилия объявила, что ее участие в деле Квидингов окончено, ее ждет новое расследование.
– А какое? – спросила Жанетт, обходя квартал.
– Посмотри мое последнее сообщение во внутренней сети.
– Обязательно.
Они распрощались, и вскоре Жанетт уже сидела за компьютером у себя в кабинете.
На экране перед ней была фотография сорокасемилетнего жителя Соллентуны. Типичный швед средних лет: коротко стриженные светлые волосы, намечающаяся лысина, очки. Мужчина был под следствием из-за того, что несколько лет шантажировал и проявлял повышенный сексуальный интерес к в общей сложности двадцати пяти женщинам, из которых девять заседали в риксдаге, а три служили в полиции на руководящих должностях. Расследование быстро передали СЭПО, поскольку некоторые из пострадавших находились под защитой полиции безопасности.
Разведенный отец троих детей, он работал на складе продуктового магазина. Жил один и большую часть свободного времени, включая перерывы на работе, посвящал ненависти и харассменту, для чего использовал около двадцати незарегистрированных предоплаченных карт. Полиция безопасности сумела связать все эти номера с определенным телефоном, а однажды мужчину засняла камера видеонаблюдения: он как раз переводил деньги на такую карту.
“Почему люди вообще это делают?”, – думала Жанетт, щелчком мыши открывая файл, предназначенный для пресс-секретаря.
Весь последний месяц она как руководитель следствия по делу Квидингов целыми днями отвечала на телефонные звонки и электронные письма, составляла пресс-релизы и уточняла информацию у прокуроров и адвокатов. Главным же образом они с Шварцем допрашивали Квидингов в тюрьме предварительного заключения. В последние несколько дней Пер и Камилла стали разговорчивее. Поначалу они молчали, но потом сообразили, что молчание им скорее вредит, чем помогает.
К счастью, утечку большей части подробностей Жанетт удалось предотвратить. Такой громкой новости в СМИ не было последние несколько лет; за границей тоже всполошились, поскольку книги Квидинга выходили больше чем в семидесяти странах, на сорока языках. За то, что новость об их взятии под стражу стала достоянием общественности, Квидингам следовало “благодарить” самих себя: это им пришла в голову дурацкая идея выступить через звездного адвоката с длинной защитной речью. Речь опубликовали все крупнейшие газеты. Издатели в Швеции и в некоторых других странах приостановили выпуск книг Квидинга до лучших времен, да и сам его талант был поставлен под сомнение.