Бумажные города
Шрифт:
Он распахивает дверь, вылетает и в ужасе бежит прочь. Перепрыгивает через забор и несется по сенокосу. Я также вылезаю из тачки, но с меньшей скоростью. Радар тоже выходит и кричит рвущему когти Бену:
— Это пиво!
— Что?
— Все пиво разбилось, — объясняет он, показывая на треснувший кулер, из которого льется пенистая жидкость.
Мы стараемся докричаться до Бена, но он нас не слышит, потому что очень занят: он орет, что «ВСЕВЗОРВЕТСЯ!», мчась через поле. Мантия развевается так, что видна его костлявая задница.
Я разворачиваюсь, смотрю на дорогу и слышу
Пока я оцениваю повреждения, Бен наконец разворачивается и тащится обратно к нам. Мы нехило стесали бок о забор — на двери такая большая царапина, что если присматриваться, можно сквозь нее увидеть, что творится внутри минивена. Но все остальное сохранилось безупречно. Других вмятин нет. Окна не треснули. Шины не сдулись. Я иду к задней двери, чтобы закрыть ее, содержимое двухсот десяти разбитых бутылок все еще пенится. Ко мне подходит Лэйси и обнимает одной рукой. Мы вместе смотрим на пенный ручеек, стекающий в канаву.
— Что произошло-то? — спрашивает она.
Я рассказываю: мы умерли, но Бену удалось повернуть куда надо, выкрутас получился прямо как у какой-то гениальной балерины на колесиках.
Бен с Радаром залезли под минивен. Ни один из них в тачках не разбирается, но, наверное, это повышает их самооценку. Из-под машины торчит подол мантии с голыми ляжками.
— Чувак, — вопит Радар, — на вид тут все прекрасно.
— Радар, — отвечаю я, — машина перевернулась раз восемь, прекрасно там все быть просто не может.
— Но кажется, что прекрасно, — говорит он.
— Слышь, — говорю я, хватая Бена за кроссовки. — Вылезай.
Он поспешно выкатывается, я подаю ему руку, помогая подняться. Руки у него черные. Когда он встает, я его обнимаю. Если бы я не бросил руль, а он не отреагировал так быстро, я уверен, что погиб бы.
— Спасибо, — говорю я, может быть, чересчур увлеченно колотя его по спине. — Я никогда в жизни не видел, чтобы так хорошо управляли тачкой с пассажирского места.
Он похлопывает меня по целой щеке грязной ладонью.
— Я это ради себя сделал, — отвечает он. — Поверь мне, о тебе я вообще не думал.
Я смеюсь:
— Я о тебе тоже.
Бен смотрит на меня, его губы готовы расплыться в улыбке, а потом добавляет:
— Корова-то огроменная была. Скорее сухопутный кит, чем корова.
Я смеюсь.
Тут из-под машины выкатывается Радар.
— Чувак, я реально думаю, что все отлично. Ну, мы минут пять всего потеряли. Не надо будет даже гнать намного быстрее, чем раньше.
Лэйси смотрит на спидометр, поджав губы.
— Что думаешь? — спрашиваю я у нее.
— Едем, — говорит она.
— Едем, — поддерживает Радар.
Бен раздувает щеки и шумно выдыхает:
— Я говорю это в основном под давлением компании: едем.
— Едем, — повторяю и я. — Но я, блин, точно за руль больше не сяду.
Бен берет у меня ключи. Мы забираемся в минивен.
3 ур. Час тринадцатый
Каждые пару минут Радар повторяет:
— Ребят, а помните, как мы однажды чуть не померли, а потом Бен схватил руль и объехал эту гигантогромную вонючую корову, и мы закрутились, как машинки в парке аттракционов, но выжили?
Лэйси кладет руку Бену на коленку и говорит:
— Ты же герой, ты это понимаешь? За такое медали дают.
— Я уже сказал, но повторю еще раз: я ни о ком из вас не думал. Я. Собственную. Шкуру. Спасал.
— Ты врешь. Ты восхитительный геройский врунишка, — говорит она и чмокает его в щеку.
Снова вступает Радар:
— Слушайте, а помните, как я спал на заднем сиденье пристегнутый двумя ремнями, вдруг дверь открывается, все пиво разбито, а на мне ни одной царапины? Как такое вообще возможно?
— Давайте поиграем в метафизическую версию «Я заметил», — предлагает Лэйси. — Я краем глаза заметила сердце настоящего героя, сердце, которое бьется не ради одного себя, а ради всего человечества.
— Я НЕ СКРОМНИЧАЮ. Я ПРОСТО САМ ПОДЫХАТЬ НЕ ХОТЕЛ! — восклицает Бен.
— Ребят, а вы помните, как однажды, минут двадцать назад, мы ехали в минивене и чуть не разбились?
3 ур. Час четырнадцатый
Когда первый шок проходит, мы начинаем прибираться. Мы стараемся собрать осколки от «Блюфина» на бумажку, а потом в пакет, чтобы выбросить, когда будет возможность. Ковролин теперь пропитан липкой смесью «Маунтин дью», «Блюфина» и диетической колы, и мы промокаем его теми несколькими салфетками, которые удалось найти. Машину потом придется, по меньшей мере, как следует помыть, но до Ээгло мы точно это сделать не успеем. Радар поискал в Интернете запасную дверь для моей модели: триста баксов плюс покраска. Поездка выходит дорогущая, но я смогу летом работать у папы в конторе и все покрою; в любом случае, за Марго это выкуп небольшой.
Справа восходит солнце. Кровь из щеки еще идет. Зато флаг уже прилип к ране, его можно больше не держать.
3 ур. Час пятнадцатый
За рядком дубов идут кукурузные поля, и тянутся они до самого горизонта. Меняется пейзаж, но все остальное остается на месте. Такие крупные трассы объединяют страну: везде «Макдоналдсы», BP, «Вендисы». Я понимаю, что должен бы ненавидеть дорогу за это и ностальгировать по былым безмятежным денькам, когда каждый уголок был окрашен местным колоритом — но фиг бы с ним. Мне нравится. Нравится стабильность. Мне приятно, что я уже пятнадцать часов еду, а тут все, как дома. Лэйси пристегивает меня на заднем сиденье двумя ремнями безопасности. «Тебе надо отдохнуть, — говорит она. — Столько всего произошло». Поразительно, что никто еще не обвинил меня в том, что я был недостаточно активен в борьбе с коровой.