Бумбараш
Шрифт:
Левка заглянул в тайник и отпрянул.
— У, как нахтулином пахнуло! — сказал он.
Не спуская глаз с тайника, старик мельник присел на край сосновой скамейки. И вдруг, резко опрокинувшись на бок, свалился на землю.
К нему кинулся Левка, стал поднимать:
— Что же ты, дедушка, падаешь?
— Симуляцию разводит! — говорили красноармейцы. — Нечего, бандит, придуриваться!
Бумбараш вгляделся в матовое застывшее лицо старика, в стекленеющие глаза и процедил жестко,
— Преставился… не смог расстаться с награбленным добром! — И повторил то слово, которое кричал перед смертью Яшка Курнаков: «Убивец!»
Утром по селу катит веселая телега. На облучке Левка Демченко, рядом Бумбараш. Позади них разложены вывезенные из бандитского гнезда вещи — барские халаты, шубы с отороченными мехом рукавами и подолами, клетчатые пиджаки, туфли…
Следом за телегой гомонящей толпой валят крестьяне. Тянут шеи к невиданному добру, переговариваются:
— Тебе бы, кум, такую кужушину! В клетку и на вате!
— Да то ж коверкот простой помол!
— А мне бы, Христя, те бабьи лапти из кожи с тесемками до самых колен!
— Кто знает — за гроши то добро будут выдавать иль так?
— Даром!
— Даром, Егор, только в раю!
— А коммунизм што? Будто не рай на земле?!
— Агитируй!
— А то нет?! По новому вполне равноправному времени все будет бесплатно!
— А кто же тогда работать будет?
— Как — кто? А сознательных дурней зачем бог на землю пустил?!
Телега останавливается у крайней хаты. Покосившийся плетень. В жадном молчаливом ожидании смотрит в телегу бедняцкая семья — молодица, полуголые ребятишки, столетняя старуха.
Левка Демченко встает в телеге во весь рост, смеется:
— А ну, барышня крестьянского происхождения, задери ногу до меня поближе, примерю, сгодятся ли на тебя чоботы барского вида?!
Левка призывно размахивает высокими шнурованными ботинками и кличет к себе молодицу.
Но та вдруг уткнулась лицом в плетень и громко заплакала. Ребятишки прижались к матери.
— Чего разревелись? — растерянно развел руками Бумбараш. — Мы — красные! Мы не тронем!
— Мужика у ей убили… Бандиты… — зашамкала беззубым ртом старуха. — Сына моего… Позавчера… — И тихо забормотала себе что-то под нос.
Левка соскочил с телеги и, схватив молодицу за плечи, повернул к себе:
— Жертва, значит? Бери! Получай! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Выдернул из реквизированного барского имущества малиновый бархатный халат:
— Пользуйся! Помни революцию!
Поверх малинового халата Левка набросил на молодицу полосатый шерстяной плед. Шаль с бахромой — тоже ей. Жилет, скатерть, бальное платье — Левка наваливал на молодицу вещи,
Молчаливо и, похоже, одобрительно кивал ему с телеги Бумбараш, который тоже жалел молодицу.
Пожилой красноармеец положил на плечо Левке руку и указал на притихших крестьян:
— Про них вспомнил?!
Вслед за словами пожилого красноармейца из толпы крестьян раздались недовольные голоса:
— Хватит ей добра! Нам не достанется!
— Будто у ней одной мужика убили?!
Телега заскрипела и покатила к соседнему двору, где ее дожидалась еще одна бедняцкая семья.
Ноги в рваных солдатских ботинках и чиненных-перечиненных сапогах, башмаки, перевязанные проволокой; лишь изредка встречаются сапоги и ботинки в сносном, терпимом виде. Но большинство «просят каши».
Так обута четвертая рота — красноармейский отряд особого назначения по борьбе с бандитизмом.
Командир роты Сергей Чубатов перед строем.
А вокруг строя — счастливые крестьяне, все в обновках. Разгуливают. Один во фраке и лаптях. Другой в цилиндре, но босиком, третий в полосатом пиджаке…
Сергей Чубатов обвел усталым взглядом своих орлов и вздохнул.
— Самая тяжкая из всех работ на порабощенной буржуйским игом земле — это воевать! Трудно, хлопцы! Особливо, когда ты не одет, не обут, как тот портовый босяк. А впереди — не мед с яблоками! Придется, эх, придется не раз еще давить белогвардейскую сволоту в том или ином мерзком обличье! В последнем, разгромленном нами бандитском гнезде нашлась некоторая обувка, сгодная для мужчинской ноги. Хоть не форменная, зато в целости, а также малоношенная!
Пожилой красноармеец шепнул соседу:
— Так это ж кому достанется? Почитай, никому.
— Вот что, мои хлопцы, — продолжал Сергей Чубатов. — Почти всем одинаково требуется обувка, а вы сами видите, в каком она жалком количестве. Двадцать девять пар! В то время когда мы имеем в роте восемьдесят процентов поголовно разутых! А потому я отберу из вас тех, у которых обувные дела совсем поганые, а они метнут промеж собой жребий!
В строю разом заговорили; каждый предлагал свой способ дележа.
— Зачем отбирать? Пускай все тянут жребию, коль равенство!
— Да ты, командир, в открытую выдавай! Будто не видишь, у меня одного башмака вовсе нету!
— Заткни глотку, черт! Куда его дел? Еще вчера был!
— Вчера был, а сегодня совсем разорвался!
— Брешет, а потому дать ему в рыло, сукину сыну!
Сергей Чубатов прикрикнул:
— Ладно там! Как сказал, так и будет!
Он остановился возле молоденького красноармейца в рваных опорках, спросил: