Бумер-2: Клетка для кота
Шрифт:
– Не в том смысле, чтобы привлекать заключенного к сотрудничеству с администрацией, – кум, подняв голову, посмотрел на портрет главного чекиста всех времен и народов, – а в том смысле, чтобы лучше знать свой контингент. По мне так: хочешь сотрудничать – давай. А если тебе это впадлу, значит, и мне такой активист без необходимости. Понимаешь?
– Понимаю, – снова кивнул Кот, хотя ничего не понимал. – То есть стараюсь понять, гражданин начальник.
– Тебе сколько осталось? – спросил кум, хорошо знавший ответ на свой вопрос. – Пятилетка?
– Две пятилетки, гражданин начальник, – отозвался Кот. – С хвостиком.
– Вот
Кум положил на край стола открытую пачку "Явы" и зажигалку. Коту хотелось дернуть хотя бы две затяжки настоящей сигареты с фильтром, но он отрицательно помотал головой. Сучьи дела всегда начинаются с малости. Начальник сигареткой угостит, потом пачку чая сунет... И пошло, и поехало.
– Спасибо, стараюсь бросить.
– Ну, как знаешь, Константин, – кум, откинувшись на спинку кресла, пустил струю табачного дыма и мечтательно посмотрел в потолок. – Я в твои годы служил на строгой зоне под Интой. Вот там, едва снег растает, начинались побеги. Бывало так, что человеку два-три месяца до конца срока, а он к зеленому прокурору бежит. Тоска смертная заедала людей. А тут весна, солнышко, последний разум люди теряли. Там края северные, сколько ни бегай, конец один – пуля. Как правило, живыми зэков, ну, если ловили их недалеко от зоны, живыми не брали...
Чугур перехватил вопросительный взгляд Кота и пояснил:
– С живыми мороки много. Писанина, следствие, суд... А с мертвяками, сам понимаешь... Неглубокая яма на кладбище при зоне и табличка с номером вместо имени. Вот и вся канитель. Ну, коли уж зашел об этом разговор, скажу: кое-кому из осужденных кажется, что наша зона не так далеко от столицы, отсюда есть шанс намылить лыжи, потому как до железки недалеко. И автомобильные дороги – вот они. Но на самом деле – шиш. Ты уж поверь моему опыту. Такие номера еще ни разу не проходили. И не пройдут.
Закончив монолог, кум раздавил окурок в пепельнице. Кот смотрел в темный угол кабинета, внешне он казался спокойным, ни один мускул на лице не дрогнул, но в душе его бушевала буря.
– А тебя шальные мыли не посещают? – прищурился кум. – Всякая белиберда в голову не лезет?
– Никак нет, гражданин начальник, – ровным голосом ответил Кот. – На работе запарка. Мы под крышу склад подводим. Тут уж не до мыслей. Устаешь так, что лишь бы до койки доползти.
– Это хорошо, – обрадовался кум. – Хорошо, что нет шальных мыслей. А если и придет в голову блажь, ты гони ее прочь. Потому что, еще раз повторяю, шансов на удачный побег – никаких.
Кум выдержал долгую паузу. Огородников должен правильно понять его предупреждение, сделать выводы. Побег отменяется – и на этом точка.
– Я знаю, что ты тянешь план, – сказал кум. – Нарушений режима нет. Короче, молодец. Ты набираешься опыта. И уже знаешь, откуда хрен растет. А я думаю, как тебя поощрить. Ну, это уж моя забота. Найду возможность.
– Спасибо, гражданин начальник, – пробормотал Кот.
– Но молодость у тебя в заднице еще играет. Потому
Чугур хорошо понимал, что Коту надолго задерживаться в оперчасти никак нельзя. Завтра по отряду пойдут разговоры: Костяна удостоил личной аудиенции сам кум. Огородников вернулся в барак спокойный и довольный, после душевного разговора не осталось ни царапины, нет даже штемпеля под глазом. Придется отвечать на разные вопросы: о чем они базарили, какие вопросы задавал начальник, не предлагал ли сотрудничество с администрацией? А если предлагал, что ответил Кот? Отказался? И кум его не тронул, не дал волю рукам? Странно... Даже очень странно...
– Ты свободен, Огородников.
Когда Кот поднялся на ноги, Кум проворно вскочил со своего неудобного кресла, остановил заключенного на пороге кабинета, положил руку на плечо и перешел на интимный шепот.
– У тебя все же есть один хороший друг. Не здесь, в Москве. И он очень за тебя просил. Если будешь умником, две пятилетки мотать не придется.
И подтолкнул Кота ладонью в спину...
Оказавшись за пределами административного корпуса, Костян неторопливо побрел к дальнему бараку. Отбой еще не объявляли. На конце столба, врытого возле клуба, надрывался матюгальник. Передавали какую-то знакомую песню, но Кот не мог разобрать слов. Он оступился на камне, едва не упал.
Кот чувствовал слабость в ногах и шум в голове, будто только что на голодный желудок врезал стакан спиртяги и даже не занюхал коркой хлеба. Чтобы собраться с мыслями, он остановился, поднял голову кверху. В темном небе увидел мелкую россыпь звезд и сигнальные огни самолета, летевшего к Москве. Кажется, свобода никогда не была так близка. Только протяни руку и ухватишь ее за шкирку.
Он присел на скамейку под громкоговорителем, вытащил из кармана окурок и чиркнул спичкой. У клуба курить строго запрещено, это – нарушение режима, и можно запросто угодить в карцер, но Кот уже забыл обо всем на свете. Он жадно затянулся, закрыл глаза от удовольствия. Московский друг – кто бы это мог быть? Димон Ошпаренный, больше некому. Кот выплюнул окурок и раздавил его башмаком.
– Свобода, бля, свобода... – не сказал, а пропел он вслух.
После отбоя Чугур не собирался уходить домой, потому что еще оставались важные дела, которые нельзя было откладывать ни на день, ни на час. Пару минут постоял у стола, разглядывая шахматные фигуры, расставленные на доске. Мат в три хода... Шахматная головоломка не давалась второй день.
Кум подошел к окну и принялся бездумно разглядывать спящую зону. Запертые на ночь бараки почти не видны в темноте, освещенной оставалась лишь запретка между двумя заборами, еще на столбе возле клуба горела одинокая лампочка в жестяном колпаке. Из-за заборов слышен лай овчарок, по подоконнику стучит неожиданно зарядивший дождик. Кум думал о том, что сегодняшней ночью, когда на зоне должно случиться двойное убийство, жестокое дикое убийство, этот дождик – как подарок Бога.