Бумеранг улетает к Солнцу
Шрифт:
– Чудеса-а-а, – повторяла Нина. – Ой, чудеса-а-а.
– Самое главное-то я еще не сказала. Когда я говорила тебе, что Дон уменьшился весь, словно обрезали его, то оно так и было! Понимаешь?! Весь!
– Что, и ростом уменьшился твой Дон? – округлив глаза, ужаснулась Нина.
– То-то и оно! Он же был за два метра ростом. Когда он ложился, его ноги торчали на полметра за пределами кушетки. А когда я скинула простыню, его стопы были примерно на уровне твоих, не доставая до края. Когда он уходил,
– До дрожи. Прям до дрожи, – ужасалась Нина. – Не верю, ой не верю. Прям как в сказке.
– А оделся он, естественно, в те же вещи, в чем пришел. И сели они на него, словно влитые, Нина! Тютелька в тютельку!
– Ой, жуть. Ну и жуть, – закатила глаза Нина. – Ой чудеса. Прям как в сказке. Как же ты все это выдержала?
– Ну как… Закрыла салон, как только Дон ушел. Все пересчитывала и пересчитывала деньги, да коньяком себя отпаивала до утра. Так и выдержала.
Надев белые одноразовые тапочки, Нина, сопровождаемая Лерочкой, переместилась в соседний кабинет, где стоял новенький солярий.
– Космос, ну просто космос, – укладываясь внутрь, говорила Нина. – Ой, сказка! Ну сказка, да и только!
Лерочка закрыла крышку и выставила на таймере десять минут…
*
– Иначе говоря, владелица салона Бочкова выставила таймер на десять минут, а выключился солярий только через два часа? – листая дело Нины Куроваевой, заживо сгоревшей в солярии десять дней назад, спросил Максим у следователя Никиты Белова. – А сама Бочкова сидела рядом и ничего не могла с этим поделать?
– Лерочка Бочкова и после того, как в салон приехали пожарные, ничего не могла делать. Сидела в дыму рядом с раскаленным солярием и смотрела в потолок. Ни одного движения, ни одного слова. В таком же состоянии она лежит в областной больнице вот уже десять дней. Лежит, вытаращив глаза и открыв рот, словно в крике, молчит и не двигается. Словно окаменела.
– А солярий? Почему он не выключился после того, как прошло десять минут? Он что, неисправный? И почему погибшая не открыла крышку и не выпрыгнула из него, как только почувствовала, что прошло уже много времени, и она начинает поджариваться.
– Не имеем никакого понятия. Он работал на полную мощность, когда пожарные прибыли в салон. Работал, несмотря на то, что там… что-то произошло… Что-то, что не имеет пока никакого объяснения… Дело в том, что… крышка солярия каким-то образом срослась с нижней частью корпуса, образовав цельную капсулу. Для погибшей выскочить из такой капсулы не представлялось никакой возможности. На дистанционном таймере осталось время, когда солярий должен был выключиться – за час пятьдесят до приезда пожарных. Плюс время пребывания Нины в солярии – десять минут, в итоге получаем около двух часов. На кнопку выключения он не реагировал, пожарным пришлось обесточивать кабинет на общем щитке.
– Подождите,
– Нет. Она была такой с самого начала. Так сказали техники и криминалисты.
– Как же Нина Куроваева попала в эту капсулу, если она была цельной с самого начала? И что это за чудо-солярий, в который нельзя попасть, а если каким-то чудом попал, то нельзя выбраться?
Белов развел руками.
– Правильно ли я понимаю, что все два часа Нина Куроваева поджаривалась в этой капсуле, а Бочкова сидела рядом, и с застывшим на лице ужасом смотрела в потолок?
– Вероятно, все было именно так, – подтвердил Белов. – Полностью обуглившийся труп и показания таймера говорят именно об этом.
– Ну это же чушь? – то ли спросил, то ли предположил Максим.
– Чушь, – кивнул Белов. – Абсолютная, необъяснимая, идиотская чушь. К тому же, мы пока не поняли, каким образом в салоне появилась эта капсула-солярий. Мы нашли документы – договор купли-продажи и техпаспорт на этот аппарат, из которых следует, что он был куплен десять дней назад в некой компании “Свет Звезды” в Самаре, однако такой компании по адресу, указанному в документах, не существует. И вообще, ни одного солярия за последний месяц из Самары в Оренбург не отправлялось. Ни одной продажи. Так что, чушь, какую еще поискать.
– Примерно от такой же чуши несколько дней назад в Москве погиб Егор Никаноров, который незадолго до этого был в Оренбурге в командировке, и по работе довольно плотно общался с Ниной Куроваевой.
– Тоже поджарился?
– Нет. Его убила дверь.
– Ну-у-у, дверь… – Белов вынул из ящика другую папку. – Вот вам следующее дело, дело Петра Коленкина, кстати, коллеги Нины Куроваевой по фабрике “Ткани”. Ваша дверь и наш солярий – это цветочки, по сравнению с делом Петра Коленкина.
– И что же убило Петра Коленкина?
– Вода.
***
– Новые версии одна интереснее другой, – доложила Юлия Петру Коленкину, положив телефон на стол, и вернувшись к плите. – Говорят, что Нину сгубили пришельцы. И я тоже склоняюсь именно к этой версии.
– Ты и твои подруги сошли с ума, – сжав голову ладонями, сказал Петр. – Что, версия с мафией уже не актуальна? Ты же еще ночью склонялась к версии с мафией!
– Ну зачем мафии Нина? Главбух фабрики, которая еле сводит концы с концами, и постоянно на грани банкротства – ну на кой она мафии? – Юлия насмешливо посмотрела на Петра. – Мафия отпала уже к утру.
– А на кой главбух фабрики “Ткани” пришельцам?! – разозлился Петр.
– Не нервничай! Ну-у-у… может быть она их увидела, вот им и пришлось ее устранить, – разбив яйца в сковороду, предположила Юлия. – Как нежелательного свидетеля. Это же так естественно.