Бумеранг
Шрифт:
— А ну-ка, последний рывок!
Лата дотянулась до моей руки, и мы вцепились — ладонь в ладонь. Она ойкнула, и мне пришлось слегка ослабить хватку. Уперевшись ногами в стыки напольных плит, девушка стала тащить мою бесценную тушу на себя. Постепенно, сантиметр за сантиметром, она выволокла меня на относительно чистую бетонную площадку и помогла отползти на безопасное расстояние от продолжающих монотонно шуметь вихрей.
— Обезболивающее вколи, — попросил я, чувствуя, как язык прилипает к нёбу.
Лата быстро достала аптечку, наполнила шприц раствором и всадила иглу мне в плечо. Боль
Я поморгал, с трудом поднялся на ноги и повернулся к Лате. Она смотрела на меня в упор.
— Вот теперь понятно, почему здесь так пустынно, — усмехнулся я. — Всех окрестных тварей в эту аномальную дрянь засосало.
— То есть ни тебе «спасибо», ни поцелуя за чудесное спасение? — приподняла она бровь.
Я пожал плечами:
— Ну, я тоже твое тело спасал. Что ж теперь, каждый раз в благодарностях рассыпаться?
— Не каждый раз. Сейчас. Помолчав, я кивнул:
— Спасибо… сталкер.
— Кушай, не подавись, — подмигнула она в ответ. — А теперь, раз уж мы забрались в эту клоаку, давай искать артефакт.
— Или метку, — добавил я, разглядывая сумрачное помещение. — Яичко, как правило, неподалеку от курочки падает.
Начиная от перекрытого аномалией входа, зал расширялся наподобие раструба. Потолок здесь был невысокий — метра три, — под ним переплетались тронутые ржавчиной трубы разного сечения: от крошечных, как карандаш, до толстенных гигантов с пухлыми узлами вентилей. По всей площади в шахматном порядке торчали круглые колонны-подпорки, на которых красовался серо-коричневый узор из влажных подтеков, в полумраке похожий на кору. Из-за нагромождения столбов создавалось ощущение, будто оказался в фантастической лесопосадке, где неестественно ровные деревья проросли прямо сквозь здание. Между колоннами попадались опрокинутые набок серверные стойки с давным-давно выпотрошенными систблоками, сухие баки для жидкого охладителя, вырванные с корнем радиаторы и остатки офисной мебели. А в одном из углов мы наткнулись на бытовой барометр с раздавленным циферблатом.
Я обратил внимание, что в подвальном зале не было даже намека на ветер или сквозняк: видимо, аномалия тянула воздух только с одной стороны — из коридора. Куда девалось избыточное давление — оставалось лишь гадать. Быть может, сжатый воздух уходил в канализационный коллектор? Впрочем, какая мне сейчас разница-то… Мысли от усталости и слабости, вызванной неизбежной потерей крови, слегка разъезжались. А вот этого, братцы, допускать никак нельзя.
Осторожно ступая между осколками былого техногенного величия постсоветских времен, мы тщательно осматривали все колонны на предмет наличия известной метки в виде значка бесконечности. Бесполезно. Либо черный символ притаился где-то под потолком, либо его вообще здесь не было. В конце концов, пробродив добрую четверть часа в тщетных попытках отыскать хотя бы намек на недавнее присутствие здесь загадочного незнакомца, который оставлял прошлые метки, мы вышли к центру помещения и остановились перед воистину странным сооружением.
— Я точно не знаю, как выглядят графитовые стержни, используемые в атомных агрегатах, но эта хреновина у меня ассоциируется именно с ним, — сказала Лата. — Провалился сюда
Я подошел чуть ближе, чтобы лучше разглядеть внушительную темную колонну, которая наискось торчала между остальными, явно нарушая общую симметрию и ритмику. В свете тусклых ламп накаливания казалось, будто этот столб провалился через потолок и разворотил значительную его часть.
Но в реальности дело обстояло иначе.
Верхний конец скособоченной колонны врос в бетонное перекрытие смоляными прожилками. Он словно пустил корни вверх. Нижний — растекся по полу и будто бы диффундировал в одну из плит каменными проростками. Сам ствол этого необыкновенного образования представлял собой призму матово-черного цвета, в восьми гранях которой ничего не отражалось и даже не бликовало, будто материал безвозвратно поглощал весь свет, падающий на него.
От внезапно мелькнувшей мысли у меня похолодело внутри, а птичка-интуиция чуть не сверзилась со своей затылочной жердочки лапками кверху.
Я резко повернулся и воззрился на Лату шальным взглядом.
— Л-лата… Л-лат-та…
Демоны Зоны! Что со мной? Никогда в жизни не заикался. Я глубоко втянул носом воздух, заставил себя успокоиться. Продолжил:
— Ты же знаешь легенду о кристалле, исполняющем желания?
— Вообще-то ты мне сам ее рассказывал, — кивнула девушка. — Монолит. Камень в недрах четвертого энергоблока, который делает каждого дошедшего до него сталкера Призраком Зоны. Взамен исполняет самое заветное желание.
— Ты так буднично об этом говоришь…
— Минор, я не верю в Призраков — ни с большой буквы, ни с маленькой, — положив мне руку на плечо, улыбнулась Лата. — Но верю в то, что Зона — нечто большее, чем скопление аномалий и рассадник мутантов. Иначе она не подбрасывала бы нам загадки.
— Постой. Я что-то теряю нить рассуждения. Ты хочешь сказать, что «бумеранг» привел нас к…
— К последней частичке мозаики.
— И где же цацка? — тупо спросил я, окончательно путаясь в девичьей логике.
Лата посмотрела на меня проницательным взглядом зрелого человека, который не вязался с ее внешностью.
— Ты уже знаешь ответ, — сказала она. — Просто не можешь признать очевидного.
— Нет никакой цацки, — пугаясь собственных слов, прошептал я. — Нет шестой части артефакта. Я чувствовал, что крах…
— Не угадал, — перебила девушка. — Шестая часть — перед тобой.
— Ты?!
— Да нет же, фонящее тело, — рассмеялась Лата. Повернула ладошкой мою голову в сторону вросшей в здание колонны. — Вот, любуйся.
Я уставился на матовые грани, в которых терялся свет.
— Мне кажется, это и есть артефакт, — продолжила она. — Монолит, Исполнитель Желаний, Черный Кристалл. Легенды Зоны, сталкерские байки, пьяные разговоры в баре, ученые сплетни, ежедневные домыслы торгашей… Есть ли разница, какой ярлык присобачить к тому, что является конечной точкой пути людей, которые попадают сюда? Каждый из нас идет к своей собственной цели.
Я продолжал тонуть в чарующей черноте призмы. Внимал тихому дыханию Зоны, к которому сотни раз прислушивался по ночам, во время рейдовых стоянок. Медленно опускался в глубины своей памяти, где таилась одна неизведанная впадина…