Бунин в своих дневниках

Бунин Иван Алексеевич

Щепкин, который недавно закрыл Университетскую церковь и отправил в чрезвычайку список тех служителей, кои подали протест против этого закрытия, на днях говорил открыто, что надо "лампу прикрутить", т. е. уходить в подполье, а теперь снова поднял голову.

4./17. VIII.

Вчера опять у всех уверенность, возбужденность - "скоро, скоро!", утверждения, что взят Херсон, Николаев. [...] Пошел слух по городу, что кто-то читал в Крымских газетах, что Колчак взял Самару, Казань (а по словам иных - и Нижний!). Вечером секретная сводка такова: Саратов обойден с с[еверо]-з[апада], взят район Глазуновки (под Орлом - и даже Орел!), взят Бахмач, поляки подошли к Гомелю, Киев обстреливается добровольцами. [...]

Нынче

опять один из тех многочисл [енных] за последние месяцы дней, который хочется как-нибудь истратить поскорее на ерунду - на бритье, уборку стола, франц[узский] язык и т. д. Конечно, все время сидит где-то внутри надежда на что-то, а когда одолевает волна безнадежности и горя, ждешь, что, может быть, Бог чем-нибудь вознаградит за эту боль, но преобладающее - все же боль. Вчера зашли с Верой в архиерейск[ую] церковь-опять почти восторгом охватило пенье, поклоны друг другу священнослужителей, мир всего того, м[ожет] б[ыть], младенческого, бедного с высшей точки зрения, но все же прекрасного, что отложилось в грязной и неизменно скотск [ой] человеч [еской] жизни, мир, где [неразборчиво написанное слово ] как будто кем-то всякое земное страдание, мир истовости, чистоты, пристойности... Вышли в архиерейск[ий] садик - на рейде два миноносца, а за молом 2 транспорта: опять привезли русских солдат из Фр[анции]. Значит, опять "две державы"-Франция и "советск[ая] власть" честь честью сносятся, ведут дело, переговоры - и свидетельство того, что Одесса далека от освобождения.

Встретили знакомых, все: "погодите еще судить, почем знать, м [ожет] б [ыть], это вовсе не то" и т. д. Нынче это, конечно, в газетах подтверждается. А газета (читал только "Борьбу") ужасна - о как изболело сердце от этой скотской грубости! Опять свирепые угрозы - "Красный террор, массовое уничтожение всех подлых гадин, врагов революции должно стать фактом!" - точно этого факта еще нет! [...]

6. /19. VIII.

В субботу 3-го взял в "Днепро-Союзе" восемь тысяч авансом за право перевести некот [орые] мои рассказы на малорусский язык. Решение этого дела зависело от Алексея Павловича Марковского, с ним я и виделся по этому поводу.

Вчера твердый слух о взятии Херсона и Николаева. Красные перед бегством из Николаева будто бы грабили город и теперь, грабя по пути, идут на Одессу - уже против большевиков. Говорят, что С. и Калиниченко бежали в 2 ч. ночи с 4 на 5 на катере. [...] Там, где обычно святцы - перечисление убийств, совершенных революционерами. Хлеб 35 р., ветчина 280 р.

Нынче проснулся оч [ень] рано. Погода превосходная.

Когда у Чрезвычайки сменяют караул, играют каждый раз Интернационал. [...]

Был 2 раза в архиерейском саду. Вид порта все поражает - мертвая страна все в порту ободранное, ржавое, облупленное... торчат трубы давно [неразборчиво написано.- М. Г.] заводов... "Демократия!" Как ей-то не гадко! Лень, тунеядство. [...] Как все, кого вижу, ненавидят большевиков, только и живут жаждой их ухода! Прибывшие из Франции все дивятся дороговизне, темному, голодному городу. [...] Говорят, что много красных прибежало из-под Николаева - больные, ободранные. [...]

9. /22. VIII.

В "Борьбе" опять - "последнее напряжение, еще удар - и победа за нами!" [...] Много учреждений "свернулось", т. е., как говорят, перевязали бумаги веревками и бросили, а служащих отпустили, не платя жалования даже за прежние месяцы; идут и разные "реквизиции": на складах реквизируют напр. перец, консервы. [...]

По перехвач [енному] радио белых они будто бы уже в 30-40 верстах от Одессы.. Господи, да неужели это наконец будет! [...]

Погода райская, с признаками осени. От скверного питания худею, живот пучит, по ночам просыпаюсь с бьющимся сердцем, со страхом и тоской. (...]

Грабеж

идет чудовищный: раздают что попало служащим-коммунистам - чай, кофе, какао, кожи, вина и т. д. Вина, впрочем, говорят, матросня и проч. товарищи почти все выпили ранее - Мартель особенно. [...]

"Я вам раньше предупреждаю" - слышу на улице. Да, и язык уже давно сломался, и у мужиков, и у рабочих.

Летал гидроаэроплан, разбрасывал прокламации Деникина. Некоторые читали, рассказать не умеют. [...]

1920

Париж, 19 авг. 1920 г.

Прочел отрывок из дневника покойного Андреева. "Покойного"! Как этому поверить! Вижу его со страшной ясностью,- живого, сильного, дерзко уверенного в себе, все что-то про себя думающего, стискивающего зубы, с гривой синеватых волос, смуглого, с блеском умных, сметливых глаз, и строгих, и вместе с тем играющих тайным весельем; как легко и приятно было говорить с ним, когда он переставал мудрствовать, когда мы говорили о чем-нибудь простом, жизненном, как чувствовалось тогда, какая это талантливая натура, насколько он от природы умней своих произведений и что не по тому пути пошел он, сбитый с толку Горьким и всей этой лживой и напыщенной атмосферой, что дошла до России из Европы и что так импонировала ему, в некоторых отношениях так и не выросшему из орловского провинциализма и студенчества, из того Толстовского гимназиста, который так гениально определен был Толстым в одной черте: "Махин был гимназист с усами...".

1921

Понедельник 22 февр./7 марта, 1921 г. Париж.

Газета удивила: "На помощь!" Бурцева, "Спешите!" А. Яблоновского ("Хлеб в Крон [штадте] должен быть не позже вторника или среды!") [...] Неужели правда это "революция"? [...] До сегодня я к этой "революции" относился тупо, недоверчиво, сегодня несколько поколебался. Но как и кем м. б. доставлено в Кронштадт] продовольствие "не позже среды"? Похоже опять на чушь, на русскую легкомысленность. [...]

Вечером Толстой. "Псков взят!". То же сказал и Брешко-Брешковский. Слава Богу, не волнуюсь. Но все-таки - вдруг все это и правда "начало конца"!

23 февр./8 марта.

[...] С волнением (опять!) схватился нынче за газеты. Но ничего нового. В "падение" Петерб. не верю. Кр.- может быть, Псков тоже, но и только. [...]

Вечером заседание в "Общ. Деле",- все по поводу образования "Русского комитета национ. объединения". Как всегда, бестолочь, говорят, говорят... [...]

Возвращался с Кузьм [иным]-Караваевым. Он, как всегда, пессимист. "Какая там революция, какое Учр. Собр.! Это просто бунт матросни, лишенной советской властью прежней воли ездить по России и спекулировать!"

25 февр./10 марта.

По газетам судя, что-то все-таки идет, но не радуюсь, равнодушие, недоверие (м. б. потому, что я жил ожиданием всего этого - и каким!- целых четыре года.)

[...] Американский Кр. Кр. получил депешу (вчера днем), что "Петроград пал". Это главное известие. [...]

Вчера до 2-х дочитал "14 Декабря". Взволновался, изменилось отношение к таланту Мережковского, хотя, думаю, это не он, а тема такая. (...]

28 фее р./13 марта.

Дело за эти дни, кажется, не двинулось с места. Позавчера вечером у меня было собрание-заседание Правления Союза Рус. Журналистов, слушали обвинение Бурцева против Кагана-Семенова [...] Бурцев заявил, что он. Каган, был агентом Рачковского. Были А. Яблонов-ский, Мирский, С. Поляков, Гольдштейн, Толстой, Каган и Бурцев.- Яблоновский сообщил, что получены сведения о многих восстаниях в России, о том, что в Царицыне распято 150 коммунистов. Толстой, прибежавший от кн. Г. Е. Львова, закричал, что, по сведениям князя, у большев. не осталось ни одного города, кроме Москвы и Петерб. В общем, все уже совсем уверены: "Начало конца". Я сомневался.