Бункер
Шрифт:
Собрав все пожитки у воронки, мы приступили к трудному «восхождению». Именно к трудному, потому что приходилось тащить наверх четверых бездыханных пловцов и одного раненого.
Особенно пришлось повозиться с раненым. Он слабел, теряя кровь из покалеченных рук, страдал от боли и к тому же наверняка осознавал постигшую его катастрофу. Все это сильнейшим образом отразилось на психике парня: он то дергался, пытаясь вырваться из крепких рук Устюжанина (тот возился с ним первые десять минут), то безвольно повисал на ремнях подвесной системы, словно отслужившая
Преодолев пятьдесят метров подъема, мы решили передохнуть, а заодно проверить состояние пленного. Наша молодежь поджидала рядом, удерживая тела погибших пловцов, а мы колдовали над руками раненого. Во-первых, Георгий предложил перетянуть его конечности жгутами, дабы тот не лишился последней крови и раньше времени не испустил дух. Во-вторых, внезапно пришедшее предположение заставило меня изрядно переволноваться.
– Послушай-ка, Жора, – тихо сказал я, затягивая узлом ремешок от подвесной системы, – а вдруг в его баллонах закачана донная смесь?
Приятель на мгновение застыл, пораженный предположением. Азатем принялся с усердием изучать два плоских баллона, закрепленных на спине нашего подранка.
– Фу-ух, ну и напугал же ты меня, – наконец, выдохнул он в микрофон гарнитуры. – Водном гелий, в другом– кислород; подача регулируется вручную. Сейчас подкручу…
Он отрегулировал вентилями смесь с учетом изменившейся глубины, и мы двинулись дальше. Теперь пленного пришлось тащить мне…
На сотне метров мы выполнили вторую «площадку»– задержались на несколько минут для декомпрессии и очередной регулировки смеси в аппарате американца. На третьем этапе «восхождения» его буксировал Жук, а мы с Георгием и Игорем корячились, поднимая трупы. Американец затих, и Мише приходилось регулярно заглядывать в его маску, подсвечивая лицо фонарем. Тот был слаб и бледен, но жив. Аэто главное.
Третья «площадка». Глубина шестьдесят метров. Проверив давление в своих баллонах и в очередной раз отрегулировав смесь раненому стрелку, мы решаем отдохнуть подольше– запас газа пока позволяет…
И снова утомительный подъем. Пленным занимается Фурцев…
Последний привал для декомпрессии, отдыха и возни с вентилями американского дыхательного аппарата устраиваем на глубине двадцати метров. Поверхность уже играет фиолетовыми бликами. Стало быть, над Дальним Востоком занимается рассвет. Долго же нам пришлось встречать и провожать «гостей»…
Преодолев последние метры подводного «восхождения», мы достигаем поверхности. Небо окрашено в темно-синие тона, но солнце еще не поднялось из-за горизонта. Кое-где над головой мерцают самые яркие звезды, море в проливе спокойно, ветра почти нет.
Несмотря на дикую усталость, нас переполняют радостные эмоции.
Еще бы не радоваться! Закончена сложнейшая операция. План сработан на все сто. Приказ выполнен. Авпереди ждет заслуженный отдых.
Вынув из-под воды левую руку, оттягиваю обтюратор и вытаскиваю сигнальный патрон. По старой привычке я всегда таскаю эту полезную вещицу под рукавом гидрокомбинезона. Всухости
Отвернув крышечку ночного сигнала, дергаю шнур. Сноп ярко-красного пламени озаряет округу и лица моих товарищей.
Пламя горит недолго, но этого достаточно– уже через несколько секунд мы слышим вдалеке урчащий мотор надувной шлюпки. Утробный звук стелется по-над поверхностью спокойного моря, нарастает… Ивскоре над мелкой волной появляется дутый оранжевый нос с темнеющими фигурами штурмана и мичмана.
Шлюпка выходит точно на группу, сбавляет ход. Мы цепляемся за пропущенный в резиновые проушины фал и помогаем поднять на борт самую ценную добычу– раненого американского пловца. Затем переваливаемся через борт сами. Мертвые тела остаются в воде. Места в шлюпке больше нет, и их придется буксировать.
Эвакуация закончена. Штурман с удивлением рассматривает нашу добычу; мичман тоже косит на раненого америкоса, но добавляет мотору оборотов и правит в сторону сахалинского берега.
На темнеющем фоне острова с трудом угадываются контуры нашего сторожевика…
Мы по очереди взбираемся на борт сторожевика по штормтрапу. Невзирая на ранний час, у лееров собралось человек пятьдесят из команды, и все глазеют на наш улов. Что ж, мы их понимаем: не каждый день увидишь пойманных с поличным и поверженных шпионов.
Ближе всех к трапу стоит Горчаков. Он буквально пожирает взглядом содержимое шлюпки и неизвестного пловца, которого с трудом затаскивают на борт матросы боцманской команды. Во взгляде генерала смесь детского любопытства и начальственного удовлетворения.
– Он жив? – на всякий случай спрашивает старик, когда я падаю на «баночку» и расстегиваю подвесную систему.
Чертов америкос лежит на палубе и высверливает в светлеющем небе дырку. Наверное, разговаривает с Богом, обещая до смерти не ходить в «Макдоналдс» за то, что выбрался живым с двухсотметровой глубины.
– Ранен. Ничего опасного, – бурчу я в ответ. – По рукам пришлось отшлепать, чтоб чужого не брал.
– А эти? – кивнул генерал на извлекаемые из воды тела.
– Мы стреляли по конечностям, а этот их добил, чтоб нам не достались.
Сергей Сергеевич с сочувствием посмотрел на членов моей команды. Мы с Георгием еще шевелились, кое-как освобождаясь от осточертевшего снаряжения и комбинезонов. АМиша с Игорьком сидели без сил на палубе, привалившись спинами к серому металлу надстройки.
– Похоже, несладко вам пришлось, ребятки, – вздохнув, потрепал он мои мокрые волосы. И, обернувшись к кому-то из корабельных офицеров, прикрикнул – Чего рты раскрыли?! Ану-ка, помогите пловцам!
До Южно-Сахалинска предстояло чапать около трехсот пятидесяти миль– двенадцать часов самым резвым ходом, который мог выдать сторожевик. Горчаков отправил нас отдыхать, сам же занялся американцем, не подпуская к нему никого, кроме корабельного доктора.