Бунт Афродиты. Tunc
Шрифт:
— Дело совсем не в этом. Понимаете, просто я чувствую, что хоть раз в жизни должен сделать такой жест, отдать чтото даром, чтото, что является плодом моей мысли, так сказать. Можете вы это понять?
— Разумеется. Я понимаю, что ты имеешь в виду, — хладнокровно сказал он. — Но тем не менее мне не вполне ясны мотивы. При посредничестве фирмы ты столько дал миру, Чарлок.
— Не дал, Джулиан. В томто и дело. Продал.
— В твоей идее чувствуется дух христианского милосердия, — сухо сказал он. — Похвально, похвально, —
— Знаю, это звучит банально, но для меня это представляется чемто важным, чемто, о чем я не мог и мечтать долгие годы, — поступком.
— Женатый мужчина мечтает о разводе, — изрёк он тоном пророка, и я узнал в его фразе греческую поговорку в переводе на английский. — А учёный думает о науке, как о девке с двумя дырками… — Он нёс ещё какойто вздор, выигрывая время. Потом, ещё резче: — Как я, потвоему, должен отнестись к подобной идее — согласиться? Разве я могу, Чарлок? Больше того, удивляюсь, почему ты советуешься со мной. Тебе понятно, что подобный вопрос далеко выходит за рамки личного? Это пахнет прецедентом. К тому же, что бы я ни сказал, сомневаюсь, что фирма даст согласие, а я не фирма, как тебе известно, а, так сказать, всего лишь один из погонщиков верблюдов в общем караване. Во всяком случае, спасибо, что был достаточно честен и поделился со мной своим замыслом.
— Я всегда чувствовал, что могу поговорить с вами как человек с голосом по телефону, — ответил я.
— Ирония всегда была твоей сильной стороной, Чарлок. Всегда.
— В любом случае теперь вы знаете о моем решении. Джулиан негромко прокашлялся и помолчал; когда он снова возобновил атаку, голос его был успокаивающим, задумчивым, мягким.
— Хотелось бы знать, хорошо ли ты обдумал своё решение, — полагаю, что нет, с твоей стороны это просто порыв великодушия.
— Напротив: это плод долгих размышлений.
— Гм. Учёл ли ты договор о сотрудничестве с фирмой? Это противоречит его условиям, а договор, насколько я помню, действителен по крайней мере в течение ещё двадцати лет.
Двадцать лет! Мороз прошёл у меня по коже. Да, я прекрасно помнил об этом — но когда тебе говорят об этом вот так, в лоб, бросает в дрожь.
— Ничего не выйдет, — сказал Джулиан наконецто не сонным голосом. — Ты получишь дорогостоящую и утомительную судебную тяжбу, только и всего. И проиграешь, а фирма выиграет. Ты связан контрактом по рукам и ногам.
— Ну, это мы ещё посмотрим, — возразил я, чувствуя, однако, что мой голос звучит неуверенно.
— Ты же знаешь, не правда ли, — вкрадчиво продолжал Джулиан, — что существует большой список благотворительных акций, которые мы финансируем полностью или частично? Фирма приветствует, когда её сотрудники жертвуют в благотворительный фонд, — почему бы и тебе не последовать их примеру? Ты мог бы, если пожелаешь, перечислять весь свой оклад на эти цели. Попроси Натана показать тебе книгу со списком тех, кому мы помогаем.
— Я уже видел её. — Я действительно заглянул в книгу. Это был громадный том размером с Библию, отпечатанный на веленевой
— Так что, — спросил Джулиан, — тебя это не устраивает?
— Нет.
— Почему? — В голосе Джулиана послышались сварливые нотки.
— Потому что эти деньги не облагаются подоходным налогом — фирма и тут ловчит.
— Понимаю! Господи, да на тебя не угодишь! — Он долго молчал, пыхтя сигаретой, потом поинтересовался: — Всетаки какова первопричина твоего беспокойства, Чарлок, что послужило толчком?
— Просто настал такой момент, когда я должен совершить поступок, пускай даже незначительный, но самостоятельный, чтобы продолжать жить.
— Должно быть, это объясняется твоим неправильным представлением о характере фирмы. Во всем, что ты говоришь, я чувствую забавный моральный уклон — потенциальную критику, которая в целом не может быть справедлива. Может, ты просто фарисей, хочешь быть святее Папы?
— Нет, хочу, для разнообразия, быть святее денег.
— Я пытаюсь сказать, что фирма не является ни просто продолжением наших моральных достоинств, ни порождением злой человеческой воли, ни духа алчного торгашества. Все гораздо серьёзней. Я имею в виду, что это существовало всегда в той или иной форме. По крайней мере, я так считаю.
— Софистика! Фирма — это не мир.
— Я не уверен. Не говорю, что это чтото приятное или весёлое, но это факт природы, человеческой природы. Нельзя игнорировать фирму, Чарлок.
— Природы!
— Она должна отвечать некой глубинной невысказанной потребности человеческой души — потому что таковая существует всегда. Оставим в стороне эмоции. Она сама по себе не зло, а просто нечто промежуточное, repoussoir Такой мы её создали…
— То есть раб уже рождается в цепях, так?
— Да. Некоторые способны освободиться, но таких очень мало. Я не смог. Если веришь в свободную волю или в судьбу, например…
— Кончайте с проповедями, — сказал я.
— Ладно, тогда кто заставлял тебя поступать на фирму?
— Никто, я сам захотел. По неведению.
— Не совсем так: все было ясно с самого начала, глаза у тебя были открыты.
— Как у трехдневного котёнка.
— Не понимаю, как можно хотеть давать сейчас задний ход.
— Даже заключённых освобождают до срока за хорошее поведение.
— Но, черт побери, в одно прекрасное утро ты можешь проснуться руководителем фирмы или большей её части; Иокас и я, как ты знаешь, не вечны.
— Боже упаси!
— А! — раздосадованно крякнул Джулиан, но тут же смягчил тон. — Фирма имеет гибкую структуру, — сказал он с лёгкой укоризной, — Несмотря на свои размеры, она весьма уязвима, это как узел, от которого тянутся нити по всему миру. Но она держится на однойединственной тонкой опоре — и это спинной хребет всего дела — святости договорного обязательства. Если ты отречёшься, то нанесёшь удар в самое сердце фирмы, она начнёт рушиться. Естественно, фирма постарается защититься, как всякий иной организм.