Бунт марионеток
Шрифт:
— Истина, сама истина всегда говорит вашими устами, мой повелитель, — почтительно склонил голову начальник стражи. — Ронгский маршал, по утверждению его посланца, готов заключить союз с нами, вернуть все отторгнутые ранее земли и отдать свою младшую дочь в жены нашему властелину.
— Что и говорить, — пробормотал Тумула, теребя свою бороду, — что и говорить, хорошие условия, просто чудесные условия, очень выгодные для нас… Однако есть над чем подумать…
— Что тебя смущает, старик? — спросил Буца, нервно поигрывая золоченой кожаной плеткой, которой обычно наказывал самолично своих рабов и придворных.
— Смущает
— В стороне наше царство никак не останется, — возразил Вост. — У нас под боком Калия. Две трети наших границ соседствуют с Империей. Мы уже воюем с ними. Правда, теперь есть надежда, что им будет не до нашего царства. И удастся кое-какие земли ронгов присоединить к нашим наделам.
— Условия Пирона мне нравятся, — сказал Буца, выразительно взглянув на Тумулу.
— Повелитель, вы спрашивали моего совета, — сказал Тумула. — Полагаю, какими бы заманчивыми ни были условия маршала Пирона, принимать их не стоит. Маршал честолюбив, но уже стар и не так силен, как это ему мнится. Его главный соперник Кальт и моложе, и удачливее, и умнее. Тому доказательство победы в Вахском царстве. Кальт дерзок, в свое время он уже обскакал Пирона с женитьбой на дочери императора Фишу. Боюсь, что и на этот раз удача придет к Кальту. Мой скромный совет, повелитель: надо побыстрее ублажить Кальта и заключить с ним мир и союз. Это будет самым верным и надежным нашим решением. Уверен, через месяц-другой он свернет шею Коргу, сомнет оппозицию, раздавит Пирона и прочно утвердится на троне Кароса.
Буца поморщился:
— Мне бы совсем не хотелось этого. Кальт слишком хороший полководец, а его аппетиты растут с каждым годом. Сегодня Империя и Вахское царство, а завтра он пожелает уничтожить нас!
— Это завтра наступит еще не скоро, мой повелитель, — возразил Тумула. — Вахское царство — большой и сладкий кусок, его пережевывать ронги будут еще долго. Кальт реалист, чего не скажешь о Пироне и Корге.
— Если мы сегодня отклоним предложения маршала, — покачал головой Буца, — ронги начнут активно действовать в районе Тассы. У Пирона достаточно сил, чтобы завоевать если не всю Харотию, то значительную ее часть. Кальт же со своими легионами пока далеко. И еще неизвестно, какое решение он примет…
— А зачем нам отклонять предложения маршала? — удивленно спросил Вост. — Примем их. Пусть легионеры Пирона убираются с наших земель. Заключим с Пироном для видимости союз, одновременно предупредив обо всем этом Кальта. Уверен, такая двойная игра почти беспроигрышна.
Глава 13. Узник или..?
К замку Кальтов отряд Вули подошел глубокой ночью.
Три недели пути по непролазной грязи и сыпучим пескам, по горным и лесным дорогам, под дождями, снегопадами и сильнейшими ветрами, отвратительная, почти несъедобная пища, осенние холода и сырость совсем измотали Валентина. Не многим лучше чувствовали себя и конвойные. Последнюю неделю пути, когда снежные горные перевалы остались позади, отряд двигался уже по цветущим долинам Калии, и сам Вули,
Уже у самых городских ворот Бегоса, дав волю гневу и накопившемуся за время пути раздражению, Вули переругался со стражниками гарнизона, охранявшими въезд в город и не желавшими впускать неизвестный вооруженный отряд в столицу княжества ночью.
Городские ворота захлопнулись перед самым носом бравого Вули — отряд находился в каком-то километре от стен города, когда был поднят на ночь подъемный мост через ров и со скрежетом опустилась решетка ворот.
Вули неистовствовал:
— Грязные сонные собаки! Шакалы с облезлыми хвостами! Немедленно пропустите нас в город! Мы подыхаем от голода и усталости! У нас поручение от самого принца Клая! Да обвалится небо на ваши богомерзкие, паршивые головы! — В таком духе Вули вопил и проклинал стражников не менее часа.
Однако, судя по репликам, время от времени доносившимся из бойниц сторожевой башни, караульные у ворот почти не реагировали на ругательства начальника отряда. Лишь раза два грубоватый, резкий голос посоветовал Вули заткнуться, да еще приблизительно через десять-пятнадцать минут, после очередной порции ругательств, выдаваемых Вули и его подчиненными, из башни раздавалось:
— Пускать ночью никого не велено! — И сонный, охрипший от пьянства голос добавлял: — Ждите рассвета!
Затем из помещений башни до изголодавшихся путников доносилось бульканье жидкости, разливаемой по чашкам, запахи жареного мяса, специй и слышался веселый перестук. Охрана городских ворот коротала время за игрой в кости и вкушением различных яств.
Порою слышался со стороны башни и пронзительный женский визг, хихиканье (вероятно, к солдатам заглянули на огонек их подружки), и эти звуки были, как говорится, последней каплей, переполнявшей и самого Вули, и его подручных бешенством.
Неизвестно, как долго пришлось бы отряду Вули выстаивать перед городскими воротами и чем бы кончилось это выстаивание, если бы к воротам не подъехала карета, запряженная парой лошадей. Кучер — невысокий шустрый паренек — быстро соскочил на землю и, подойдя поближе к воротам, сложил руки рупором и крикнул:
— Эй, Харт, Башти! Кто сегодня командует караулом? Открывайте! Господин Челард вернулся!
При упоминании имени Челарда оживление в башне мгновенно улеглось. Из бойницы высунулась чья-то лохматая, встревоженная голова, минуту или две всматривалась в темноту, затем спросила:
— Это ты, что ли, Малк? А господин Челард где? В карете?
— Да, открывай!
— Хорошо, только вы осторожнее, там где-то рядом с вами еще бродяги разные бродят. Покоя не дают. — И, пробормотав обиженно: — Ни сна, ни отдыха… — голова скрылась в башне.
Заскрипели рычаги поднимаемой решетки ворот и опускаемого моста.
Вули, смекнув, что момент нельзя упускать, смиренно приблизился к карете и, почтительно раскланявшись с Малком, спросил:
— Нельзя ли и моему отряду пройти с вами в город, не дожидаясь рассвета?
И Вули, подкрепляя свою просьбу, вложил в руку Малка монету.
Малк, почувствовав в ладони приятный холодок серебряного фора и узнав на ощупь знакомое изображение профиля старого императора, повеселел и, сразу став важным, многозначительно произнес: