Бунт на «Кайне»
Шрифт:
— Не охальничай, — ответила блондинка. — Почему ты не знакомишь меня со своими друзьями?
— Это Тутси Уивер, старики. Тутси, этот парень учился в Принстоне.
— Добрый вечер, — улыбнулась блондинка.
— Ну, еще увидимся, — и Кифер потащил Тутси к бару. — Нам надо выпить.
— Не забудь, — крикнул вслед Вилли, — пять штрафных баллов за каждую минуту опоздания после полуночи.
— Парень, я могу определять время без всяких часов, — ответил Кифер. — Счастливо оставаться.
— Какой странный вкус у Кифера. — Вилли сел.
— Возможно, он думает то же
А тем временем на эстраде комиков сменила певичка, затем артисты в забавных костюмах разыграли смешную сценку. После них на эстраду поднялся ведущий развлекательной программы.
— Дорогие друзья, сегодня среди нас две знаменитости, мастерством которых наши постоянные посетители наслаждались прошлым мартом. Мэй Уинн, прекрасная певица, недавно с успехом выступавшая в Криптон-Рум, и Вилли Кейт, который теперь с оружием в руках защищает нашу страну. — Он посмотрел на столик, за которым сидели Мэй и Вилли, и хлопнул в ладоши. Розовый луч прожектора осветил их. Неохотно они поднялись. Раздались громкие аплодисменты. — Может, мы попросим нашу очаровательную пару выступить перед нами. Они очень подходят друг другу, не так ли, друзья?
— Нет, нет, — пробормотал Вилли, Мэй покачала головой; но аплодисменты грозили перейти в овацию.
— Моцарт! — крикнула гардеробщица и остальные подхватили: «Моцарт! Моцарт!» — даже не зная, о чем идет речь. Отступать было некуда. Они пошли к пианино.
Мэй пела изумительно. Сладкая грусть слышалась в ее голосе. Шум стих, нотки прощения и сожаления об ушедшей любви прорывались сквозь сигаретный дым и пары алкоголя, трогали душу всех мужчин, которым вскоре предстояло покинуть дом и отправиться на войну. Трогали даже тех, кто предусмотрительно позаботился о том, чтобы никуда не уезжать, и теперь начинал стыдиться своей предусмотрительности. Тутси Уивер у стойки бара вытирала глаза надушенным платочком.
Мэй запнулась на последних словах. Гром аплодисментов заглушил пианино. Девушка поспешила к столику, даже не поклонившись. На эстраде появилась джаз-группа из трех музыкантов, танцевальную площадку заполнили пары.
— Впервые мне так хлопали, — прошептала Мэй.
— Ты пела божественно, — ответил Вилли.
— А теперь можно и поссориться. — Мэй осушила бокал. — Я больше не хочу тебя видеть, Вилли.
— Я тебе не верю.
— Не звони мне в кондитерскую. Я не подойду к телефону.
— Почему? Почему?
— Поставим вопрос по-другому. Ты женишься на мне?
Вилли крепко сжал губы и уставился на свой бокал. Оглушающе громко играл трубач. Танцующие иногда задевали их столик.
— Пойми меня правильно, Вилли. Такого я от тебя и не ждала. Это моя вина. Ты честно рассказал мне о своей семье. А я допустила ошибку. Забыла, что для тебя я всего лишь Тутси Уивер.
— Послушай, Мэй.
— О, конечно, не такая толстая, помоложе, поинтереснее… Ты пригласил бы кого-нибудь из нас домой, познакомил бы со своей матерью?
— Мэй, мы же еще дети… Через три месяца я уйду в море…
— Я знаю. Ты — прелесть, Вилли. Надеюсь, когда-нибудь ты найдешь себе чудесную девушку. А я не хочу быть Тутси
Они сели в такси и слились в страстном поцелуе. Раньше они так не целовались. То было не удовольствие, но пытка, прекратить которую не хотел ни один из них. Такси остановилось у входа в Ферналд-Холл. Часы на руке Вилли показывали одиннадцать двадцать пять.
— Поезжайте дальше, — сдавленным голосом попросил Вилли.
— Куда, мистер?
— Все равно. Вдоль Риверсайд Драйв и обратно. Но мы должны вернуться сюда к полуночи.
— Хорошо, мистер.
Водитель завел мотор и опустил матовую панель, отделяющую его от пассажиров. Такси тронулось с места. Поцелуи сменились нежными словами. Мэй прижала голову Вилли к груди и поглаживала его волосы.
— Иногда я думаю, что нравлюсь тебе…
— Я не знаю, почему бог создает таких бесхарактерных людей, как Вилли Кейт…
— Ты знаешь, что говорит Марти Рубин?
— К черту Марти Рубина.
— Ты сердишься на него, Вилли, но он — твой друг.
Вилли поднял голову.
— Мы поссорились только из-за него.
— Я спросила Марти, как мне быть.
— И он сказал: «Выкинь его из головы».
— Нет. Он сказал, что ты, по его мнению, действительно любишь меня.
— Да здравствует Марти.
— Он предположил, что твоя мать отнесется ко мне более благожелательно, если я поступлю в колледж.
Вилли как громом поразило. Дело начинало принимать серьезный оборот.
— Я могу поступить в Хантер, занятия там начинаются с февраля. Хотя ты и считаешь меня необразованной, школу я закончила с хорошими оценками. Мне даже полагалась стипендия. Марти говорит, что организует мне разовые выступления в Нью-Йорке и пригородах, так что от голода я не умру. И петь я буду только по вечерам.
— А ты сможешь вернуться к учебе?
— Силы воли мне хватит.
Вилли видел, что это правда. Она уже не хотела быть подружкой для развлечений, она бросала вызов его матери в борьбе за него. В несколько минут все изменилось. Голова у Вилли пошла кругом.
— Скажу тебе честно, Мэй. Моей матери безразлично, будешь ты учиться или нет.
— А тебе?
Вилли заглянул ей в глаза, дрогнул, отвернулся.
— Не волнуйся, дорогой, — с внезапной сухостью продолжила Мэй. — Я предсказала Марти твой ответ. Я тебя не виню. Нет. Скажи водителю, чтобы он отвез тебя в училище. Уже поздно.
Но когда такси остановилось у Ферналд-Холла и Вилли надо было вылезти из машины и оставить Мэй навсегда, он не смог этого сделать. Без трех минут двенадцать он разразился пылкой речью, пытаясь вернуть утраченные позиции. А к училищу стекались курсанты, кто твердо держась на ногах, кто заметно пошатываясь. Некоторые целовались с девушками прямо на ступеньках. Суть мольбы Вилли сводилась к следующему: он и Мэй должны жить сегодняшним днем, собирать те розы, до которых могут дотянуться, пить тот нектар, что стоит под рукой, потому что мертвые не возвращаются, а юность уходит без следа.