Бунт на продажу. Как контркультура создает новую культуру потребления
Шрифт:
То, что мы носим, — это, по сути, подробное описание того, кто мы есть. Наша одежда свидетельствует о нашем возрасте и доходах, образовании и социальном статусе, настроениях и политических убеждениях, половой принадлежности и сексуальной ориентации. Одежда играет крайне важную роль в выборе друзей и спутника жизни. Кроме того, она чрезвычайно точный указатель времени, в которое мы живем; заметьте, насколько хорошо одежда (вместе с прическами) позволяет датировать старые фотографии. Короче говоря, то, что мы есть, покрывается тем, что мы носим.
Все сказанное выше вряд ли будет воспринято большинством людей как нечто противоречивое. Но если одежда, как и речь, — это форма самовыражения, то ее ношение может быть более или менее свободным. Подобно тому, как недостаточные возможности говорить и слышать часто воспринимаются
Подобный образ мыслей хорошо объясняет враждебность, возникшую с появлением хиппи, не только к военным кругам или полиции, но и почти к любым бюрократическим организациям. Если мы относимся к стандартизированной одежде любого рода как к униформе, то можно запросто приравнять человека в сером фланелевом костюме к ополченцу Национальной гвардии. Таким образом, присущий капиталистическому обществу альянс в виде военно-промышленного комплекса проявляется в ношении всеми, кто имеет к нему отношение, униформы. Сюда можно отнести полицейских, «пиджаков», Большого человека. Униформа становится общей характеристикой этих институтов, что позволяет легко выявлять их представителей.
Из всех существующих видов униформ ни одна не подвергалась более злобной и длительной критике, чем школьная форма. Нетрудно понять почему. Согласно стандартным взглядам контркультуры, цель бюрократического государства — «управлять сознанием» индивида, дабы он беспрекословно выполнял определенную роль или функцию в системе. В книге «Озеленение Америки» Чарльз Райх утверждает, что в такой системе человек «проживает остаток своего дня, лишившись разума и сил, он — узник и инструмент машинного мира». Серый фланелевый костюм становится символом одномерности жизни в условиях технократии. Именно через систему образования люди получают первые сеансы внушения, усваивают, какую функциональную роль им надлежит выполнять. Описывая образование как способ дрессировки заключенных огромной тюрьмы, Райх изменяет своей любви к метафорам, связанным с исправительными мерами, но его убеждение в том, что цель школьного образования — это создание «детей организации», разделяют весьма многие.
На протяжении жизни целого поколения школьная форма символизировала все, что уничтожает душу. Осквернение этого вида униформы стало одним из самых влиятельных символов молодежного бунта. Ангус Янг — стареющий гитарист группы AC/DC — до сих пор выступает в своей ставшей фирменным знаком школьной форме, и это его почти религиозное взывание к анархическому духу рок-н-ролла гораздо более эффектно, чем откровенное иконоборчество Мадонны или Шинейд О'Коннор. Это постоянная тема в роке. В киноверсии концептуального рок-альбома «Стена» хор мальчиков в школьной форме поет знаменитую пинкфлойдовскую анафему образованию и контролю над разумом, при этом дети один за другим сваливаются в мясорубку и появляются на другом ее конце в виде гамбургеров. Это происходит после того, как один мальчик подвергается учительским насмешкам и ударам линейкой за то, что осмелился писать стихи во время занятия. Всех их в мясорубку! Творчество и воображение должны быть раздавлены любой ценой. Иначе как нам добиться, чтобы фабрики исправно работали?
И все же что-то странное произошло в 1990-х, когда отпрыски бэби-бумеров начали учиться в старших классах. Реакционные силы всегда очень любили униформы на том основании, что они укрепляют дисциплину и способствуют уважению учащихся друг к другу. Военные училища и приходские школы так и не
Оказалось, что избавление от формы привело к необузданному консюмеризму. Все эти рассуждения подростков о брендах, их одержимость одеждой, кроссовками — откуда, вы думаете, взялись? Одно можно утверждать наверняка: детей, носящих форму, не убивают за то, во что они одеты. Как выразился Клинтон, «если речь идет о том, чтобы наши подростки прекратили убивать друг друга из-за модных курток, то наши школы должны иметь возможность требовать, чтобы их ученики носили школьную форму».
Эта история с неожиданным возвращением школьной формы похожа на поучительную притчу. В ней отражены все силы, поддерживающие и укрепляющие миф контркультуры. Также мы ясно видим причины крушения этого мифа и отвратительные последствия псевдобунта, который он вызвал. Никогда еще не становилась такой очевидной неспособность контркультурного бунта добиться намеченных результатов. Другими словами, на примере политики униформы мы можем научиться всему, что нам нужно знать о современной культуре. Но для начала нужно получше разобраться в том, каким образом вопрос об униформах стал таким злободневным.
Свою книгу «Униформы: почему мы то, что мы носим» (Uniforms: Why We Are What We Wear) Пол Фасселл начинает с определения различий между униформой и костюмом. По его словам, «чтобы одеяние считалось униформой, многие другие люди должны носить такое же одеяние». Несмотря на кажущуюся правильность этого заявления, оно неверно. Если считать униформой синие джинсы (Фасселл допускает это), то окажется, что все вокруг носят униформу, включая большинство представителей контркультуры. Людьми, не носящими униформу, остаются только бродяги, сумасшедшие да эксцентричные англичане (принимая во внимание распространенную среди последних любовь к твиду, даже их включение в этот перечень сомнительно). Такое определение униформы не вызывает желание обвинить бунтарей контркультуры в лицемерии — ведь они тоже конформисты, просто подчиняются другим правилам.
Нам будет полезно провести два различия. Для начала нужно признать, что популярное представление об униформе как о навязанном извне средстве обеспечения подавляющего индивидуальность конформизма, образцом которого служит военная форма, — это лишь одна сторона медали. На другой ее стороне мы обнаружим квазиуниформу (медсестер, почтальонов), формы стандартизированной одежды (такой, как спецовки механиков), деловую (серый фланелевый костюм) и модную одежду. При желании мы можем считать всех этих людей униформистами, но не разглядим важные нюансы — то, какими могут быть функции униформы в зависимости от организации или группы. Кроме того, ошибочно приравнивать единообразие в одежде к ношению униформы. Два королевских гвардейца в красных мундирах и медвежьих шапках в карауле перед Букингемским дворцом одеты в униформу, две девушки, случайно надевшие одинаковые платья на выпускной вечер, — нет.
«Униформность» имеет отношение не столько к тому, что вы носите, сколько к тем символическим и социальным отношениям, в которых вы участвуете. Сама униформа — это символ членства в организации, и потому она выполняет двойную функцию. Во-первых, униформа отличает членов определенной группы от представителей других групп и от остальных членов общества. Во-вторых, использование униформы приводит к коллективному конформизму благодаря исключению общепризнанных знаков статуса, привилегий или принадлежности к чему-то. Как ни парадоксально, униформа одновременно демократична и элитарна, поскольку и демонстрирует, и скрывает статус в одно и то же время: она демонстрирует окружающим принадлежность носящего ее к определенной группе, в то же время в рамках этой группы скрывает все внешние признаки статуса этого человека.