Бунт на свалке
Шрифт:
Рекоу сменил тактику. С утра по раньше он уходил из дома, а возвращался ближе к вечеру, незадолго до отключения дневного освещения. На недоуменные вопросы сына и дочери Аттелия только отшучивалась, дескать, папа все еще ходит на работу по старой привычке. Но и она понятия не имеет, где целыми днями пропадает ее муж. На осторожные расспросы Рекоу либо вообще не отвечал, либо бросал неопределенное: «Был у старых друзей». И все.
В пятницу днем наступило перемирие. Вопрос о переезде Рекоу больше не поднимал. Наоборот: за ужином, когда семья собралась
Субботнее утро началось мирно. Супруга приготовила завтрак и позвала семью кушать. Обычно Рекоу садится за стол первым, но на этот раз специально задержался в ванной.
— Лирон! Ну где ты? — в очередной раз позвала супруга. — Все уже собрались!
Рекоу, опираясь руками о мраморную раковину, посмотрел в зеркало и тихо прошептал:
— Великий Создатель. Все в руках твоих. Помоги.
Закрыв кран, Рекоу вышел из ванной комнаты. В ноздри ударил обворожительный запах жаренной картошки.
— Доброе утро, — произнес Рекоу, заходя на кухню.
— О! Папа! Наконец-то! — Апилия развернулась на стуле. — Мама уже в курсе, я для нас домик присмотрела, на Медной улице. Мы можем…
Рекоу, подойдя к дочери вплотную, резко ткнул сложенными пальцами ей в шею.
— Ой! Ты чего? — Апилия испуганно отстранилась.
Сбитый локтем бокал с апельсиновым соком с грохотом улетел на пол.
Хлопая от удивления глазами, Апилия прижала ладошку к шее, но тут же, уронив руки, едва не сползла на пол. Рекоу вовремя подхватил обессиленную дочь.
— Ты что наделал?! — удивленно воскликнула Аттелия.
Вместо ответа Рекоу бросил на стол крошечный шприц-тюбик. Укол произошел настолько стремительно, что тонкая игла не успела запачкаться кровью.
— Ничего страшного, это всего лишь транквилизатор, — объяснил Рекоу и тут же решительно объявил, — Мы улетаем!
— Но папа! — от удивления сын едва не подавился картошкой.
— Мать, собирай вещи — приказал Рекоу. — На сборы у нас три часа. А ты, — Рекоу повернулся к сыну, — помоги мне отнести Апилию в гостиную.
Неожиданная выходка настолько поразила сына, что он молча слез со стула и послушно подхватил сестру за ноги. Полы коротенького халата соскользнули с ее гладких бедер.
Только в гостиной, когда они уложили Апилию на диван, Тоссан несколько отошел от шока и спросил:
— Папа, зачем ты это сделал?
— Мы улетаем, хочет этого Апилия или нет. Здесь очень скоро будет очень плохо.
— Но папа!
— Никаких но!!! — рявкнул Рекоу. — Я не для того женился на твоей матери и выбил для вас прописку на Миреме, чтобы оставить вас здесь! Ты даже не представляешь, от чего отказываешься. Дитя неразумное. У тебя такая возможность, такая. Далеко не каждый может смотаться со Свалки.
— Папа, не называя Дайзен…
— Свалка! Свалка! И еще сто
На Дайзен-2 можно размножаться без каких-либо ограничений. Планета, по факту, не заселена. Администрация колонии поощряет многодетность налоговыми льготами, бесплатными детскими садами, школами и доплатами для неработающих матерей. А вот Мирем давно и плотно заселен. Каждый житель метрополии может родить одного и только одного ребенка. Право на второго можно либо купить за бешенные деньги на аукционе жизни, либо выиграть в лотерею, либо получить в качестве большой награды за выдающиеся заслуги и достижения.
Ни Рекоу, ни его жена не отказались от прописки на Миреме. У каждого как раз осталось нереализованное права на воспроизводство. Не превысив лимит, Рекоу сохранил прописку и для себя и для своих детей. Пусть Тоссан и Апилия родились здесь, на Дайзен-2, но они прописаны на Миреме и вполне могут переехать туда. Более того — за ними останется право на воспроизводство.
— Но отец!
Попытался было возразить Тоссан, но тут же заткнулся. Рекоу демонстративно вытащил из кармана второй шприц-тюбик.
— Пусть я далеко не молод, но у меня хватит сил всадить в тебя иглу. Выбирай: или ты молча собираешь свои монатки, или ложись рядом с сестрой.
Тоссан молча развернулся и побрел в свою комнату. Уже на пороге он все же обернулся и бросил:
— Апилия никогда не простит тебе этого. Никогда!
— Еще как простит, — уверенно заявил Рекоу. — Когда пройдется по золотистому пляжу в своем самом сексапильном купальнике, когда толпа поклонников свалится возле ее ног — обязательно простит. И думать забудет о Свалке! И ты, не пройдет и года, то же будешь называть эту планету Свалкой.
Хмурый Тоссан исчез в комнате. Уложив дочь по удобней, поправив короткий халатик, Рекоу вернулся на кухню. Аттелия сидит возле стола в глубокой растерянности.
— А я было подумала, что ты решил остаться, — призналась Аттелия.
— Дорогая, — Рекоу тяжело опустился на стул рядом. — Ты что? Тоже хочешь остаться?
— Нет, конечно же, — поспешно ответила Аттелия, — но… зачем так грубо?
— Она несовершеннолетняя.
— А-а-а если она подаст на тебя в суд? — не зная, что возразить, спросила Аттелия.
— На Миреме? В 19 световых годах от Свалки? Да ее на смех подымут. По телеку покажут, как экзотическую зверушку. Сенсация! — подражая телеведущим, Рекоу взмахнул правой рукой. — Только на нашем канале! Молодая красивая идиотка хочет попасть на Свалку! Спешите видеть! Представь картинку.
Аттелия отвела глаза.
— Не печалься, дорогая, — Рекоу ласково обнял супругу за плечи. — Все у нас получится. Вот увидишь. Собирай вещи.
Дети — отражение родителей. В дочери, как в зеркале, Рекоу узнал самого себя. Упрямство, ослиное упрямство, помогло ему продвинуться по служебной лестнице. Упрямство же забросило его на эту чертову Свалку на долгие 20 лет.