Бунт при Бетельгейзе
Шрифт:
— Так а з-золото… 3-золото они вс-сё з-забрали? — поинтересовался Змей.
— Да, золота у меня нет. И на корабле я один.
— С чего ты взял, что я собираюсь тебя выручать? — буркнул Эдик.
— Почему бы и нет? — заискивающе улыбнулся Чавос. — Мы ведь друзья! Ты, я смотрю, на подъеме, в новеньком таргарийском звездолете. Протез вон какой тебе замастырили. Наверное, золотишко-то у вас осталось? Да, ребята?!
— С-сейчас-с я ему кровь пущу! — прошипел Змей, глядя на чернокожего с ненавистью.
— Зачем так злиться? —
Змей даже не нашелся, что ответить на такое наглое заявление.
— Какой еще последний крик?! — развеселился Цитрус. — У тебя бы, Мучо, крика никакого не получилось. Ты бы от недостатка кислорода впал в сонливое состояние и задохнулся бы по-тихому… Как рыба. Ловил рыбу когда-нибудь? Видел, как пойманная засыпает?
— Вот именно, — подхватил Чавос. — Еще как видел! Страшно бьется при этом.
— Неправда!
— Ну, иногда бывает. Представляешь, ужас какой? Я бы даже крикнуть не смог. Какое счастье, что в самую тяжелую для нас минуту к нам на помощь всегда приходят друзья!
Чернокожий заключил Эдика в объятия и сжал с такой силой, что тот побелел. Пришлось Цитрусу легонько стукнуть Чавоса протезом по смоляной лысине. Тот мигом выпустил Эдика и заорал, держась за ушибленное место:
— Что ты делаешь?!
— Нечего руки распускать. Значит, так, слушай мою команду.
— Я весь внимание, — проворчал Чавос, потирая голову.
— Полетишь с нами. Будешь за нас болеть.
— Чего? — не понял Мучо. — Я болеть не хочу. Даже за вас. Вы много для меня сделали, парни, но болеть вместо вас — это как-то чересчур! Я лучше в космосе подохну. У одних рептилий почесуха — такая страшная болезнь, что лучше сразу пулю в лоб. Да и ты, Эдик, можешь подхватить какую-нибудь дрянь… При твоем-то образе жизни!
— На стадионе, болван. Ты будешь болеть на стадионе! Мы летим, чтобы принять участие в Больших Межгалактических Играх.
— Вы?! В играх?! — Чавос расхохотался во всё горло. — Это меняет дело. Но какие из вас спортсмены? Этот вот, толстый, еще похож на какого-нибудь метателя молота. А ты со своим протезом, и эта уголовная морда… Не говори мне, что он великий шахматист!
— Урою! — пообещал Змей.
— Ладно, ладно, это я так… Сам я тоже не праведник. Но говорю только то, что вижу. Я почти всегда говорю правду! Так вы не шутите?
— Нет, мы не шутим, — ответил Эдик, начиная раздражаться. — Нас наняли для того, чтобы мы участвовали в Играх. И мы будем в них участвовать. А ты болеть. И не только. Найдутся для тебя и другие дела.
— Ладно, идет. Если не секрет, сколько
— Неважно.
— Я в том смысле, что не удалось бы и мне пристроиться на какую-нибудь работенку вместе с вами? Я так понимаю, вы теперь крупные дела проворачиваете. Да? Ведь прямой потомок пилота Спаркса, его родной сын, на паршивое дело не подпишется? — Мучо подмигнул Эдику.
— Чавос! — послышался громоподобный голос доктора Кондратьева, усиленный динамиками.
— Это еще кто?! — опешил чернокожий.
— Один мус-сон, — сообщил Змей с кривой усмешкой. — Приятный голос-с, не правда ли? По твою душ-шеньку. Сейчас за бес-спредел ответ держать будеш-шь без вс-сякого с-сходняка.
— Какой еще мусон, вы что мне тут вешаете?.. — начал Чавос, но его прервал Кондратьев:
— Именем Великой ложи мусонов приказываю пленника передать нашим людям во время высадки на Глок-13.
— Глок-13?! — оживился Змей. — Так игры ш-што, на Глоке-13 проходят?! Что же раньш-ше-то не с-сказали?
Ему было чему радоваться. Глок-13 являлся одной из немногих планет, где доминировала раса рептилий. Организаторы Больших Галактических Игр всегда прибегали к жеребьевке, чтобы определить, где будет разворачиваться очередное действо, проходящее каждые три года.
— Я не пленник! — заорал Мучо Чавос. — Я свободный революционер космоса. И вообще, меня пытались убить ваши наемники. Потому я и свинтил. Я протестую… — Он взревел и ринулся в сторону от стыковочного люка, где происходил весь разговор, в боковой коридор.
За ним никто не последовал. В самом деле, какой смысл гоняться за беглецом, обезумевшим от осознания своей скорбной участи, — в корабле ему попросту некуда деться.
— Куда он направился? — отозвался на происшествие Кондратьев. — Немедленно поймайте его и свяжите, пока он что-нибудь не натворил.
— Вам хорошо говорить, — сказал Дылда, — а он вон какой здоровенный. Хоть и не больше меня, но крепкий. Небось мышцы качает, спортом каким-нибудь занимается. Этим, как его, бодибилдингом.
— Здоровенный, говоришь? — оживился Кондратьев. — Погодите-ка. Сейчас я выведу изображение. Хм… Действительно здоровенный… Это меняет дело… Что же он творит?! — неожиданно заорал Матвей Игнатьевич. — Это уже совсем безобразие. Крушить казенное имущество. Моих андроидов. Сделайте с ним что-нибудь, а я пока поговорю кое с кем из коллег.
— Они не ваши. Эдик выиграл андроидов! — заявил Дылда и уставился на Цитруса.
— Сейчас это неважно, — сказал тот, задумчиво глядя на протез, — значит, так, Дылда, иди впереди, а когда Мучо на тебя кинется, я пущу в ход протез. Потом отнесем его в трюм и там запрем до посадки. Пусть мусоны делают с уродом, что захотят. Меня судьба этого друга больше не волнует. От таких друзей надо избавляться сразу. Знал бы я, что вырастет из того негритенка, еще в молодости бы его придушил. Пока он не вырос в такого кабана.