Бунтарь
Шрифт:
— Я прилетела несколько часов назад, — говорю я, — и провела в пути весь день. Моя голова раскалывается. Я сплю на возмутительно жестком матрасе с реально плоскими подушками, которые пахнут духами тети Рут. Все, чего я хочу, это немного поспать, но слышу только крики пьяных людей и грохот музыки.
Геракл смеется, внимательно глядя на меня.
Я дергаю за подол моего пижамного топа.
— Зеленый цвет — просто совпадение.
— Значит, ты пришла сюда не для того, чтобы подцепить кого-нибудь? — Парень наклоняет голову, по его улыбающимся глазам понимаю,
— Вовсе. Не. Для. Этого. — Я протягиваю ему пропитанное пивом полотенце, и он с потрясающей точностью, не глядя, бросает ее в раковину позади себя. — Я видела сегодня мало людей в желтом. Какова твоя история?
Он пожимает плечами.
— Просто вышел из долгосрочных отношений. Не был уверен, что сегодня ночью здесь будет тот, кто заслуживает зеленый.
— Осторожность. В этом нет ничего плохого.
— Что-то в этом роде. — Взгляд у Геракла застывает, затем он выдыхает и негромко хлопает рукой по столу рядом со мной. Грустно улыбается и отступает. — Верно. Ну, Зейн скоро будет здесь.
С этими словами он уходит, и я жалею, что так и не спросила его имени. За эту ночь он единственный, кто не был мудаком, и мне хотелось бы поблагодарить его за то, что он не отнесся ко мне как к куску мяса.
Я снова одна на кухне и даже решаю навести порядок, потому что, стоя здесь без действия, с каждой минутой начинаю раздражаться все сильнее. Прислонившись спиной к кухонному островку, я смотрю на часы.
Проходит пять минут.
Затем десять.
Затем двадцать.
Люди залетают, хватают напитки и выходят из кухни, не замечая меня. Зеваю и снова смотрю на часы. Я даже не знакома с Зейном де ла Крузом, но уже уверена, что он гигантский мудак, потому что устроил возмутительно неприятную вечеринку среди недели, и потому что заставляет меня ждать. Это, я уверена, он делает специально.
И еще эти истории.
О, он король историй.
Он единственный, по словам тети Рут, кто все время устраивает какие-то проделки. Я слышала об этом каждую неделю во время наших телефонных разговоров по вторникам.
Тетя Рут утверждает, что он стал проблемой, как только переехал в их маленькое закрытое сообщество. И, как президент «Ассоциации домовладельцев Лагуна-Палмс», она получала удовольствие, имея с ним дело каждый раз, когда он отказывался подстригать свою изгородь до требуемой по договору высоты. Или, когда он покрасил свою входную дверь в цвета команды. Или, когда в три часа ночи он открыл дверь с носком на своем члене и с ухмылкой на лице, когда тетя Рут прервала его секс втроем.
Она утверждала, что этот парень не будет играть по чужим правилам, только по своим, и это чудо, что «Гейнсвилльские Пумы» еще не выкинули его на обочину.
Неудивительно, что тетя Рут терпеть его не может, потому что он поставил себе цель — жить жизнью неповиновения правилам их ассоциации.
Я сдуваю прядь волос с глаз и расцепляю руки. Больше не могу стоять здесь, ничего не делая. Складываю красные пластиковые стаканы друг в друга и выбрасываю их в переполненную корзину
Остальную часть пространства заполняют разнокалиберные тарелки и столовые приборы. Я аккуратно складываю их и помещаю в левую часть кухонной раковины, а затем ищу в шкафах бутылку с моющим средством, чтобы убрать потеки на стойке.
Наконец, с чистой тряпкой в руке я нагибаюсь, чтобы убрать беспорядок на полу и вытираю пролитое пиво и вино, благодаря безумным эксгибиционистам покрывающее темный деревянный пол.
Кто-то откашливается.
— Мне сказали, что горничная придет не раньше полудня.
Я смотрю вверх, и мой взгляд натыкается на выпуклость размером с Техас, под облегающими, выцветшими на солнце оливково-зелеными брюками-чинос.
Загорелая рука с широко раскрытой ладонью опускается вниз.
Глотая сухой ком в горле, я вкладываю свою руку в его и позволяю себя поднять. Моим легким не хватает воздуха из-за восхитительного древесного аромата, наполнившего пространство вокруг, и я пошатываюсь, пытаясь обрести равновесие.
Этот мужчина источает сексуальную привлекательность. Ему даже не нужно ничего делать, только стоять и смотреть, как сейчас — и мои колени подгибаются.
Никто, и я именно это и имею в виду, никто никогда не делал такого со мной.
На самом деле, я довольно смущена, и мои щеки выдают это.
Перевожу взгляд на накрахмаленную белую рубашку, которая облегает его торс достаточно плотно, чтобы Зейн мог хвастаться своим брюшным прессом. Затем смотрю на загорелую грудь, подчеркнутую V-образным вырезом. Только такой мужчина мог устроить все это, нарушая правила сообщества домовладельцев.
Откашлявшись и собравшись с духом, я отвожу плечи назад и упираюсь руками в бедра. Возможно, я выгляжу так, будто хочу начать сражение.
— Я Зейн, — представляется он со странной ухмылкой, которая демонстрирует глубокую ямочку на правой щеке. — Ты искала меня?
Мой разум наполняется мыслями, которые никогда не приходили мне в голову, и я изо всех сил пытаюсь составить внятное предложение в компании мужчины, который выглядит как… Он.
Под легкой щетиной я могу разглядеть ямочку на подбородке. Уголки его полных губ приподнимаются и медового цвета глаза смотрят в мои. Зейн небрежно кладет одну руку на бедро, а вторую на край кухонного островка, приподнимает брови и ждет, когда я заговорю.
Пытаясь сохранить самообладание, я делаю вдох и напоминаю себе, что пряник, черт подери, лучше кнута.
— Ты что, обычно останавливаешь частные вечеринки других людей и начинаешь убирать их кухню? — В его голосе слышится смех. — Или ты сбежала откуда-нибудь? Должен ли я позвонить властям? Кто-нибудь ищет тебя?
У меня отвисает челюсть. К черту пряник.
Сейчас он ощутит на себе кнут.
Чувствую, как мои слова, наполненные злобой, поднимаются вверх, по пути обжигая горло.