Бунтарка и чудовище
Шрифт:
— Я спрашиваю тебя.
— Ты еще не разговаривал с ним? — Допытываюсь я, пытаясь понять, как много знает Кадзуо.
— Пока нет.
— Был слишком занят в душе? — Поддразниваю я.
— Что-то вроде того. — Он открывает заднюю дверь, придерживая ее для меня. — Солнце снова обжигает твою кожу, Мэй.
Я бросаю на него свирепый взгляд, когда проскальзываю мимо.
Его губы дергаются, на них появляется улыбка. Если раньше я считала Кадзуо красивым, то когда он улыбается, он становится совсем другим.
— Все вон, — говорит он, когда мы заходим на кухню. Они все разбегаются, снова оставляя нас с Кадзуо наедине. Я подскакиваю к гигантскому кухонному острову и сажаю Кузи на него.
— Можно мне такой? — Я смотрю на один из кексов, который лежит под стеклянной крышкой. — Сачи никогда не держала сладостей в доме. Она говорила, что углеводы — это дьявол. Как она могла такое сказать, когда выходила замуж за моего отца? — Я сохраняю невозмутимый вид.
Губы Кадзуо снова дергаются.
Возбужденный трепет наполняет мой живот.
Мой отец не дьявол сам по себе. Хотя некоторые бы возразили. Я просто сомневаюсь, действительно ли он любит меня. Или думает, что я обуза, с которой он застрял? Я его единственная наследница. Моя кровная мать умерла при родах. Отец женился во второй раз, когда мне было около восьми. Я никогда не видела настоящей любви между ними. Они дружелюбны, но для меня это просто странно. Не то, чего бы я хотела. Она несколько раз пыталась стать мне матерью, но у нее это плохо получалось.
— Сачи? Это твоя мачеха, верно? Кажется, я с ней встречался.
— Если бы ты ее встретил, ты бы ее запомнил.
Он поднимает крышку для меня. Кузи перебегает через островок, осматривая свое новое место. Я ожидаю, что Кадзуо скажет мне поставить его на пол, но он этого не делает. Я беру кекс и снимаю бумагу.
Он пожимает плечами.
— Помню, я подумал, что ей не помешал бы кекс.
— Кекс не помешал бы всем, — соглашаюсь я, вонзая зубы в сладость. Я стону. На вкус это восхитительно, но не так вкусно, как Кадзуо. Он пристально смотрит на меня. Я облизываю губы, думая, что, может быть, у меня на лице глазурь или что-то в этом роде. — Будешь? — Предлагаю я.
— Я перекушу позже, — говорит он, и от напряжения в его глазах все мое тело наполняется жаром. Я действительно надеюсь, что он говорит обо мне. Я также надеюсь, что он перекусит до того, как поговорит с моим отцом. Потому что после этого он, возможно, не захочет иметь со мной ничего общего.
Глава 5
Кадзуо
Опустите лапшу удон в кипящий куриный бульон и достаньте сковороду, чтобы подрумянить кири-моти.
— Вкусно пахнет. Это напоминает мне о доме. — Она гладит своего котенка и смотрит, как я готовлю.
Я чувствую ее пристальный взгляд на своей спине и на короткую секунду
Блядь. Тот поцелуй. Это было так неожиданно. Смело. Я думал, что то, что произошло в душе, было простым сбросом давления. Но что произошло после? Это было нечто гораздо большее.
Я добавляю немного сливочного масла на сковороду и выкладываю квадратики кири-моти, чтобы они подрумянились.
— Что ты изучала в школе?
— Ммм, ну, моя школа была немного старомодной, так что я занималась обычными предметами плюс каллиграфией и все такое.
— Колледж? — Я накладываю удон в миску и добавляю хрустящие моти. Схватив небольшую разделочную доску, я быстро нарезаю на ней немного зеленого лука и редьку тонкими ломтиками.
— Вау, ты действительно хорошо управляешься с ножом. — Она наблюдает, как я заканчиваю. — Как нечто лучше афродизиака.
Я ставлю перед ней миску с набором палочек для еды и ложкой.
— Ешь.
— Спасибо. Она садится, а ее котенок подбегает и обнюхивает. — Прости, Кузи. Ты не можешь это есть. Это все для меня. — Она облизывает губы.
Я стараюсь не пялиться.
— Итак, колледж? — Снова спрашиваю я.
Она дует на горячий суп.
— Ну, папа хотел, чтобы я занималась бухгалтерией. Но мы с цифрами не в лучших отношениях. Поэтому вместо этого я попыталась заняться литературой. Ему это не понравилось. И, честно говоря, мне не нравился колледж.
— Почему нет?
Она пробует кусочек лапши и моти. Звук, который она издает, отдается прямо в моем члене.
— Это потрясающе! — Она поглощает лапшу, и мне приходится сдерживать смех от того, какая она милая, когда голодна.
— Я рад, что тебе нравится моя стряпня. А теперь продолжай. Какую литературу ты хотела изучать?
Ее щеки снова становятся алыми, когда я протягиваю ей салфетку.
— Ну, мне нравятся разные книги.
— Ммм-хмм? — Я откидываюсь назад и скрещиваю руки на груди.
Она съедает еще немного, затем ерзает на сиденье.
Я продолжаю пялиться.
Она сдается.
— Романы, ясно? Я люблю хорошие романы! Я чувствую, что это сильно недооцененный жанр, в основном потому, что он посвящен исполнению женских желаний и фокусируется на женском взгляде. Это подрывная работа, бросающая вызов патриархату.
Неудивительно, что они с Хидео не нашли общий язык. Он строгий традиционалист. Наличие дочери, которая читает любовные романы и принимает все «подрывное», ни в малейшей степени не сделало бы его счастливым.