Бунтарка и чудовище
Шрифт:
Я не лгала, когда говорила Кадзуо, что смерть — это судьба, с которой я готова встретиться лицом к лицу, чтобы обрести свободу. Я не выйду замуж за человека, которого не люблю, и не рожу от него детей только для того, чтобы этих маленьких девочек однажды постигла та же участь, что и меня. Я бы никогда этого не допустила.
— Мэй. — Я не оборачиваюсь на голос Кадзуо, не хочу, чтобы он видел мои слезы.
— Что? — Спрашиваю я.
Я не слышу, как он отходит от двери, но чувствую тепло его тела у себя за спиной. Я делаю несколько шагов вперед, прежде чем он
— Я был уверен, что найду тебя здесь собирающей вещи.
— Ты меня не знаешь, Кадзуо. Как и я тебя. Будет лучше, если мы не будем делать предположений друг о друге. — Мне трудно сдержать дрожь в голосе.
Как бы сильно я ни хотела, чтобы меня поцеловали, я зла, что лишилась своего первого поцелуя из-за него. Он сделает все, что в его силах, чтобы сломить меня, заставить подчиниться, чтобы он мог отправить меня обратно к моему отцу, чтобы я досталась другому мужчине. Это не должно быть так больно, как сейчас, но мое сердце ноет. Неважно, что я знаю Кадзуо всего один день. Я хочу его. Никого другого.
— Мне кажется, я очень хорошо тебя знаю, маленькая бунтарка.
— Что ж, я больше не хочу тебя знать. Ты думаешь, что сможешь обмануть меня своими поцелуями и кулинарными способностями, чтобы использовать меня в угоду моему отцу? — Я поворачиваюсь к нему лицом и вздергиваю подбородок, чтобы встретиться с ним взглядом. — Можешь идти тогда на хуй.
Он начинает улыбаться, но улыбка сходит на нет, когда он видит мое лицо. Я ненавижу себя за то, что плачу. Я не знаю, то ли от злости, то ли от грусти. Полагаю, все дело в этом.
— О, я шлюха, потому что хочу, чтобы меня поцеловали, верно? Нет! Если он продаст меня кому-то ради лучшей выгоды, вот что сделает меня шлюхой.
— Мэй. — Он поднимает руку, пытаясь дотронуться до моего лица, но я отмахиваюсь и отступаю, чтобы уйти от него.
— Не прикасайся ко мне. — Я не могу позволить ему прикоснуться ко мне. Если он прикоснется, я сломаюсь. Я поверю всему, что он шепнет мне на ухо. Я решу свою судьбу.
— Я думаю, что все, что тебе нужно, маленькая бунтарка, — это мои прикосновения. Думаю, что они тебе очень нужны.
— Отец сказал, что ты не должен причинять мне боль. — Я знаю, что он имел в виду только физическое насилие, а не то, что Кадзуо делал со мной эмоционально.
— Это мой дом. В своем доме я поступаю так, как я хочу.
У меня нет возможности ответить. Он двигается, поднимая меня, мои ноги отрываются от пола, когда его рот захватывает мой. Он прижимает меня к двери спальни, закрывая ее при этом.
Я ожидала, что поцелуй будет жестким по сравнению с его крепким объятием, но это не так. Он мягкий и медленный, в нем есть сладость и что-то еще, что я не могу определить. Мне хочется плакать и прижиматься к нему одновременно.
Мой отец прав. До этого звонка у меня в голове было множество сладких фантазий о том, кем мог бы быть Кадзуо. Я мечтала о нем как о герое своего собственного романа. Даже сейчас я пытаюсь сохранить это чувство из-за этого единственного поцелуя.
— Ты не будешь ничьей шлюхой,
Я задыхаюсь, пульсация, возникшая между моих бедер, усиливается. Это должно было бы меня разозлить, но на самом деле меня это только заводит. Мысль о том, чтобы стать его маленькой шлюшкой. Которую он все еще нежно целует, но при этом делает с ней очень грязные вещи.
— Я тебе не доверяю, — говорю ему, зная, что это разозлит его, но я хочу, чтобы он проявил хоть какие-то эмоции.
— Я тоже не уверен, что доверяю тебе. Ты собираешься попытаться сбежать, моя маленькая бунтарка?
— Нет, — вру я.
— В моем доме лжецов наказывают. — Он относит меня к кровати и бросает на нее.
Я поворачиваюсь, пытаясь перебраться на другую сторону, но у меня не получается. Одной рукой он обхватывает мою лодыжку и тянет меня вниз по кровати, пока мои ноги не свешиваются с края. Другая его рука опускается на середину моей спины, прежде чем он отпускает мою лодыжку, чтобы задрать юбку, обнажая мои белые хлопковые трусики.
— Кадзуо! — Я извиваюсь, но это бессмысленно. Не знаю почему, но из всего этого я думаю о своих дурацких трусиках.
— Твое нижнее белье совсем не кричит о том, что ты шлюха.
Я не могу произнести ни слова, когда он опускает их до середины моих бедер.
— На самом деле, оно говорит о чем-то совершенно ином. — Он проводит пальцами по задней поверхности моих бедер к ягодицам. — Ложь — это жесткое ограничение для меня, Мэй. Мне придется наказать тебя за это.
Его рука опускается на мою задницу, шлепая по одной ягодице, потом по второй. Я хнычу, зарываясь лицом в одеяло, пока его рука растирает места, по которым он шлепал. — Поверни голову. Я хочу тебя услышать. — Прежде чем я успеваю сделать то, что мне говорят, он уже снова шлепает меня.
— Да! — Я поднимаю голову, чтобы ответить. Я не уверена, соглашаюсь ли я или хочу большего. Я поднимаю не только голову. Я приподнимаю свою задницу, приподнимая ее над кроватью.
— Хорошая девочка. — Его рука опускается мне между бедер. Я закрываю глаза, зная, что он сейчас обнаружит. Я промокла насквозь.
— Ты бритая. — Впервые с тех пор, как он загнал меня в мою комнату, я слышу гнев в его голосе.
— Мне нравится, как это выглядит, — признаюсь я.
Его пальцы скользят по моей гладкой коже.
— Да. За это я вознагражу тебя. — Он надавливает сильнее, его пальцы кружат над моим клитором. Я стону, уже так близка к тому, чтобы перейти грань. Думаю, я могла бы кончить от шлепков, если бы достаточно сильно сжимала бедра, особенно учитывая то, как сильно я уже была возбуждена. — Это будет первый раз, когда мужчина доведет тебя до оргазма, маленькая бунтарка?
— Да. — Я покачиваю бедрами.
— Моя хорошая девочка, — хвалит он. — Моя маленькая шлюшка. — Он сжимает пальцы вместе, слегка ущипывая мой клитор. Я выкрикиваю его имя, когда оргазм пронзает все мое тело. Приливная волна удовольствия прокатывается по мне, смывая часть моей печали и гнева, прежде чем мое тело падает на кровать.