Бунтарка
Шрифт:
— Мы не особо общались. Стас меня тренировал на живых холмах, — говорю я, на секунду встретившись взглядом с Бессоновым. Он выглядит напряженным.
— Почему ты обратилась именно к нему?
— Он сам предложил, а я не отказала. Ты сам знаешь, что это была моя мечта — участие в гонках. Стас помог мне её исполнить, но у него отвратительный байк.
— Поэтому ты угнала мой, — понимающе кивает Бессонов.
— Я предлагала тебе сделку, а ты начал воротить нос…
— Не без причин, верно? — он отталкивается от столешницы и взяв молоко,
— О да, сегодня один идиот пытался меня скинуть с трассы… Но посмотри на меня — я здесь, выиграла гонки и даже сама применила несколько…
— Ты меня не слышишь? Живые холмы опасны, — он взрывается, шумно поставив стакан со взбитым молоком, который едва не раскололся от силы удара.
— Опасно для тех, кто не понимает, что делает. У меня всё была под контролем, — пожимаю плечами. — В любом случае, это уже произошло. К чему нотации?
— К тому, что я сделаю всё, лишь бы подобное больше не повторилось. Если так нравятся байки, сдавай права, потом я тебя научу гонять по Живым холмам. Без опыта ты больше никогда не примешь участие в гонках. Ты меня услышала, Василиса?
— Конечно, папочка. Как я могу тебя ослушаться? — фыркаю, сложив руки под грудью.
Тоже мне, опытный нашелся…
— Лиса, — он поддает мне чашку с кофе, которую я принимаю, потупив взгляд на лопающихся бульбашках молока. — Ковалёв хочет мне нагадить, используя тебя. Будь умнее этого отморозка и не поддавайся на провокации, даже если тебе они очень нравятся, — он снова оказывается рядом, но в этот раз вклинивается между моих ног.
— Я не тупая и понимаю, когда меня могут использовать, — смотрю на него раздраженно, крепче сжимая чашку в своих руках. — Я хотела этого, меня он не заставлял и не уговаривал. Это было предложение, на которое я согласилась обдуманно.
— Курить шмаль было тоже обдуманно? — припечатывает меня Бессонов.
— Конечно. Я хотела попробовать, — беззаботно отвечаю я.
Кирилл забирает у меня чашку с кофе, к которому я не притронулась и приподнимает мою голову за подбородок.
— Лиса, чтобы быть самостоятельной и самодостаточной, не нужно делать глупости. Как раз твой дружок Фирташ — этого не понимает. Разве настоящий друг или толковый парень станет рисковать твоей безопасностью? Мало того, что всегда катает тебя без шлема, так ещё и поддерживает в глупостях.
— Не наговаривай. Мне просто не нравится кататься со шлемом…
— Это твоя безопасность, который ты пренебрегаешь. Я не хочу, чтобы ты пострадала. Пообещай мне, что больше не станешь подвергать свою жизнь опасности, — я отвожу взгляд, не понимая, для чего я вообще слушаю нравоучения Бессонова. — Лиса, обещай, — он обеими руками держит моё лицо, заставляя смотреть в его глаза.
—
— Нарушишь обещание и тогда будешь наказана. Сначала мной, потом своими родителями. Мы договорились?
— Зачем ты это делаешь? — негодую я.
— Разве не понятно? — он смотрит на меня, как на глупышку. — Я не одобряю твой риск, который связан с жизнью.
— Но ты ведь делаешь тоже самое…
— Я делаю то, что умею. То, что сегодня обошлось всё без травм и проблем, не значит, что так будет всегда, — он отпускает моё лицо, но его руки остаются на моем теле. Одной он поглаживает моё бедро, а второй держит за талию. — Мы договорились?
— Ладно, — печально вздыхаю я.
— Уже поздно, к тому же день был тяжелым. Можешь принять душ, пока я подготовлю постель и найду для тебя одежду.
— Что? — ошалело переспрашиваю я.
— Что — что? — он вздергивает бровью.
— Я не собираюсь у тебя ночевать! — понимаю его намеренья, которым сразу же противлюсь.
— Сегодня я у тебя не спрашиваю, — с удовольствием заявил парень.
— Ты не можешь решать что-то за меня!
— Могу, особенно если моя девушка провинилась и знатно потрепала мне нервы. Так что теперь твоя очередь исполнять мои маленькие прихоти.
— Твоя девушка? — единственное, что я услышала из его слов и заострила внимание.
— Конечно — моя, — Бессонов опускает руку на мою задницу и резко подтягивает к себе, очень близко и даже тесно.
Я растерянно смотрю на парня, но отчего-то спорить не хочется, когда он любовно ласкает мою щеку своими пальцами. Признаю, его ласки мне приятны и вызывают трепет, но за его жгучим взглядом таится очевидное желание. К сожалению, это меня и пугает, и притягивает. Не могу определиться…
— Моя красивая девочка, — шепчет Кирилл, а его большой палец опускает на мои губы, едва ощутимо нажимая. — Моя бунтарка, — парень улыбается, — моя…
Я резко выдыхаю, несколько шокировано смотря на Бессонова, а он снова прижимается своими губами к моим. В нём испаряется нежность, и поцелуй выходит требовательным, властным и жарким. Он сдергивает с меня кофту, которую я даже не успевая словить, оставаясь в кружевном бра.
Его руки поглаживают мои спину и бедра, а губы опускаются на подбородок, спускаясь волнующей меня дорожкой к шее. Меня простреливает необычайное удовольствие. Глаза против воли закрываются, а с губ срывается едва уловимый стон.
Я ощущаю, как он снова и снова оставляет метки на моей коже, которые уже сейчас багровыми пятнами усеивают шею. И я отпускаю себя, снова признаваясь себе, что мне это нравится. Мне нравится быть в его руках, нравится, что он считает меня своей, нравится, когда так неистово целует…
— Кир… — я хватаю его запястья, когда он расстегивает пуговичку на моих джинсах. — Я не могу.
Он поднимает полыхающий взгляд и буквально пронизывает меня, словно смотрит в самую мою суть.
— Я тебе противен? — задает он странный вопрос.