Бунтарка
Шрифт:
— Да, ходила, — киваю я, и непроизвольно опускаю глаза на свою одежду.
На мне короткая красная кофта, оголившая полоску талии, и кожаные штаны с широким ремнем и пряжкой с изображением быка. Так же я была в удобных женских берцах, которые дополняют мой образ и в кожанке.
— Ты потерла голову, Василиса? — мама также меня внимательно осматривает и цепляется взглядом за мои растрепанные волосы, суровея.
— Нет, не потеряла. Тебе не кажется, что уже пора дать мне выбор одеваться так, как я хочу? — довольно
Видимо, бунтарский дух, с помощью Бессонова, теперь со мной навсегда.
— Не кажется, Василиса. Ты только посмотри, как ты выглядишь! — мама в бешенстве и взмахнув рукой, показывает на зеркало.
Я окидываю себя взглядом. Мне нравится. Выгляжу так, как себя ощущаю. Теперь мне комфортно, нет внутреннего конфликта и я в гармонии с собой. Пора маме тоже признать, что её любимые платья и туфельки уже не для меня. Они были для принцессы, а этот образ идёт в разрез со мной. Я теперь девушка Бессонова и это будет глупо кататься на байке в розов платьице.
— А что не так? — всё-таки уточняю. Настроение неспешно понижается, но я всё ещё пытаюсь быть беззаботной и веселой.
— Ты выглядишь, как… — мама не договаривает, многозначительно меня осмотрев и покачав головой.
— Как? Договаривай, — вскидываю бровь в манере Кирилла и жду ответа.
— Как шлюха заправщика, — мама не подбирает слов, сразу выпаливает то, что на уме. Резко, необоснованно и грубо.
— Лучше шлюха заправщика, чем девственница в девятнадцать, — отвечаю дерзко, решив закрыть тему о моей одежде.
— Лучше… — она на секунду задумывается и кивает каким-то своим мыслям. А затем молча разворачивается и идёт наверх.
— Ты куда? — недоверчиво спрашиваю. — Мам? — она мне не отвечает и сворачивает по направлению к моей комнате.
Чувствуя неладное, следую за ней. Что-то меня останавливает, но я иду в комнату. Стараюсь успокоиться и прикусить свой язык. С мамой нельзя разговаривать грубо и неуважительно, лучше решить конфликт мирно, иначе у нас будет война.
Но когда я захожу в свою комнату, дверь которой настежь открыта, понимаю, что война уже началась. Мама роется в моем шкафу и скидывает на пол всю одежду, которая ей не по нраву.
— Ты что делаешь? — я подхожу и подбираю свою одежду с пола, положив её на кровать. Но когда оборачиваюсь, на полу уже новая одежда. — Мам! — моё терпение быстро заканчивается.
— Чувствуешь себя взрослой, Василиса? — по сдержанному тону, я понимаю, что мама в бешенстве. — В этом доме ты не смеешь делать то, что заблагорассудится. Я не дам тебе позорить нашу семью. Я тебе давала выбор, всегда покупала то, что ты хочешь, но ты решила мне дерзить и унижать своим видом. Теперь будешь носить то, что останется в шкафу.
Я шокировано смотрю на всю ту одежду, которую она остервенело сбрасывает на пол. Преимущественно, это моя любимая одежда. Одежда, которую я выбрала по своему вкусу.
—
Мама оборачивается, пронизывая меня яростным взглядом.
— Переодевайся! — рявкает.
— Я больше не стану попрекать тебе в выборе моей одежды. Я послушна во всём, но в этот раз ты сама переступаешь границу, — пытаюсь до неё донести, что она поступает со мной ужасно.
— Прекрати уже это делать, — я снова кидаюсь к своей одежде и все подобрав, хочу отнести на кровать, но в этот раз мама хватает меня за руки. Она с силой их разводит в стороны, и моя одежда снова летит на пол. — Ты поступаешь со мной жестоко.
— Ты моя дочь. Я знаю, что для тебя лучше.
— Не знаешь. Ты не знаешь меня, мама, — говорю правду, от которой едва не слышу скрежет зубов.
— Выйди, — она указывает на дверь.
— Ты прогоняешь меня из моей комнаты? — уточняю я.
— Именно, Василиса. Иди и подумай над своим поведением, — она разворачивается и снова оказывается возле моего шкафа.
Я смотрю на это всё и понимаю, что нет — меня больше это не остановит. Хочет войны, и чтобы я показала свой характер? Я его с радостью покажу. Я заставлю её задуматься над её поведением, а то, что она сделает с моей одеждой меня больше не волнует.
Выхожу из комнаты и спускаюсь вниз. Обуваюсь и накинув куртку, хватаю рюкзак, громко захлопнув входную дверь.
Я сажусь в нашем саду на качающуюся софу, и достаю телефон. Во мне преобладает желание позвонить Кириллу или Ане, но я вовремя себя одергиваю. Я разберусь во всём сама и мама сама пожелает дать мне деньги на одежду…
В саду сижу довольно долго, задумавшись над ситуацией. Вычисляю позднее время только когда вижу заезжающую в гараж машину папы.
Он идет через сад, и я ему машу рукой. Папа, улыбнувшись, подходит ко мне и садится рядом.
— Поругалась с мамой? — спрашивает папа. Он всегда внимателен ко мне и точно знает, что здесь я бываю исключительно после ссоры с мамой.
— Немного, — неопределенно пожимаю плечами.
— Мне с ней поговорить?
— Не стоит, — отрицательно качнула головой. В моей голове уже есть план, который сведет её с ума и доведет до бешенства.
— Значит… Ты и Кирилл? — папа лукаво улыбается, немного меня смутив. На моих губах снова рождается улыбка. — Твоя мама будет на седьмом небе от счастья. Кирилл ей очень понравился.
Последние слова отца заставляют меня невоспитанно фыркнуть.
— Он интересует маму только как источник бесплатного обучения, — говорю я, вспоминая, как Кирилл оказался у нас дома. Папа смеется, оценив мои слова, как шутку.