Бунтующая Анжелика
Шрифт:
К ней пришло неописуемое облегчение, она вольно, медленно вздохнула, опираясь на эту широкую грудь, словно утопающая, которой вернули дыхание. Значит, она еще жива! Голова ее опустилась.
Пересохшие губы, не смевшие еще приблизиться к ее губам, зарылись в ее волосы. Она почувствовала ласку его ладони на своем открытом плече. Казалось, все силы ее сосредоточились на том, чтобы заново обрести себя.
Вернуло ее к реальности одно слово, слово, страшную опасность которого знали только они.
— Соль.., соль… — кричал один из приказчиков, колотя в запертую дверь.
Анжелика
— Послушайте, там говорят о соли… Наверно, что-то заметили!..
Не двигаясь, они напрягли слух.
— Хозяин, как прикажете, грузить соль? — спрашивал приказчик за дверью.
— Какую соль? — рявкнул, вскакивая, мэтр Габриэль.
— Да это опять требуют сбор. Пришли за вином и солью, — объяснил приказчик.
— Видно, штучки Бомье, — проворчал купец и открыл дверь.
В комнату ворвались налоговый чиновник с двумя писарями и четверо вооруженных полицейских, подталкивая перепуганного приказчика. Во дворе стояли две пустые телеги, которые они привезли с собой, чтобы забрать пошлину в натуре.
— Я уже выплатил все налоги, — заявил мэтр Габриэль. — Могу показать квитанции.
— Вы принадлежите к так называемой реформатской религии?
— Принадлежу.
— Значит, по новому указу вы должны уплатить дополнительно столько же, сколько уже внесли. Вот указ, посмотрите, — чиновник протянул ему бумагу.
— Снова беззаконие, никаких оснований для этого нет.
— Что делать, мэтр Берн, ваши прежние собратья, обратившиеся в католичество, на три года освобождены от выплаты этих сборов. Надо же нам как-то пополнить нехваток поступлений в казну. Вот таким упрямцам, как вы, и приходится платить за других. Да не так уж это непосильно, всего надо отдать дюжину бочонков вина, сто пятьдесят фунтов соленого сала и двенадцать мер соли. Для такого богатого купца, как вы, это вовсе не много.
Анжелика побледнела, услышав слово «соль». Королевский чиновник нагло уставился на нее.
— Ваша супруга?.. — спросил он у мэтра Габриэля.
Купец читал поданный ему акт и ничего не отвечал.
— Пойдемте, господа, — сказал он, направляясь к амбарам.
Анжелика слышала, как чиновник хихикнул, выходя, и подмигнул своим писарям:
— Еще хотят поучать нас эти гугеноты… А сами, как и все добрые люди, заводят любовниц.
Глава 10
Последовали бесконечные часы отчаянного ожидания катастрофы. Анжелика вслушивалась в звуки, доносившиеся со двора. Ей показалось, что там раздаются крики, что мэтра Габриэля схватили полицейские. Она решилась было броситься домой, растрепанной, оборванной, как есть, схватить Онорину и бежать дальше, не оборачиваясь, сколько хватит сил, а потом свалиться где-нибудь в поле.
От этого безумного порыва ее спас отъезд чиновника из налоговой инспекции. Нагруженные телеги выехали со двора, и ворота замкнулись за ними.
Золотистые пылинки мелькали в воздухе, освещенном косыми лучами заходящего солнца. Мэтр Берн прошел через двор к себе в контору. Лицо его было озабочено, но спокойно. Он налил себе стаканчик водки. Все-таки не так легко ему пришлось — не
— Я не могла помогать вам, — проговорила Анжелика. — Я бы выдала себя.
Купец устало отмахнулся:
— Это все штучки Бомье, — сказал он. — Теперь я уверен, что это он послал тех двух негодяев приставать к вам, а немного спустя и налогового чиновника, который бы засвидетельствовал стычку и неподчинение королевской власти. Через несколько часов они станут доискиваться, куда пропали их подручные. Поэтому я отправил по домам и приказчиков, и грузчиков и запер лавку. Нельзя откладывать, мы должны сегодня же избавиться от трупов.
Он бросил взгляд на еще светившийся прямоугольник двери:
— Скоро стемнеет. Тогда можно будет действовать.
Они сидели и ждали в полутьме, ничего не говоря, не пытаясь приблизиться друг к другу.
Близкая опасность держала их настороже и поглощала все внимание. Они не двигались с места, словно загнанные звери в глубине своего логова, дальше которого не уйти.
В рамке двери небо бледнело, темнело. За шумом гавани стало различимо равномерное дыхание моря. Начиналась ночь, синяя, холодная, тихая.
— Пора, пойдемте, — произнес купец.
Они подошли к складу, где была соль. Из другого сарая мэтр Берн вытащил деревянные сани.
И снова они стали копаться в горьком снеге соли, обжигавшем руки. Вытащенные оттуда тела уложили на сани, поверх них навалили мешки с зерном и связки мехов. Купец взялся за оглобли. Они выбрались черным ходом, и он запер ворота на несколько поворотов ключа.
— Пусть никто сюда не входит, пока я не вернусь и сам еще раз все не осмотрю.
Он взялся за одну оглоблю саней, Анжелика за другую. Деревянные полозья легко и бесшумно скользили по круглой канадской гальке, которой были вымощены улицы Ла-Рошели. Этим необычным материалом город был обязав сообразительности одного экономного мэра, нашедшего такое применение для крупной гальки из устья реки Святого Лаврентия, в Новой Франции, которую насыпали в трюмы недогруженных кораблей как балласт. Из-за этого-то и пришлось взять сани. Колеса с железными шинами производили на мостовой страшный шум, а сани двигались беззвучно. Анжелика и ее спутник торопливо тащили свой мрачный груз, незаметными тенями скользя из переулка в переулок.
— Это самый удобный час, — шепнул мэтр Габриэль. — Лампы еще не зажигают, в нашем гугенотском квартале приходится долго ждать разрешенного срока, нам позволяют зажигать свет позже, чем другим… Но от обидных запретов бывает иногда и польза…
Встречным прохожим не могло прийти в голову поинтересоваться, что тут делают мэтр Берн и его служанка и что они везут, потому что они были неразличимы в темноте.
Купец умело выбирал путь. Он все время сворачивал в переулки, избегая широких улиц, где было больше прохожих. Анжелике казалось, что они идут страшно долго, и она удивилась, оказавшись недалеко от дома, у ворот одного из их соседей, торговца бумагой Жонаса Мерсело.