БУПШ действует!
Шрифт:
Мы уставились на них, а они подошли вплотную. И старушка спросила:
— Тридцать шестой номер далеко, ребятки?
Маша-Рева вскочила.
— Так это наш! А вы… вы не Кольцовы будете? У нас вам уже квартира побелена.
Старушка засмеялась:
— Ну, если побелена, значит, мы — Кольцовы.
Маша-Рева, как маленькая, захлопала в ладоши, подскочила к девчонке, ухватилась за чемодан, затараторила:
— Давай помогу. Вот наш дом. Мы в той половине живем, вам в этой. Пойдемте,
— Проводи, проводи, — улыбнулась старушка. — Тебя как зовут?
— Маша.
— Ну, веди, Машенька.
Они пошли, а мы остались на бревнах, смотрели им вслед. Потом Вика Жигалова отвернулась и сказала:
— Задавака. — Это про девчонку.
Назар Цыпкин сразу поддакнул:
— Факт! — Он что-то за последнее время все Жигаловой поддакивает.
Мне, девчонка тоже не понравилась: худющая, и шея, как гвоздь, из платья торчит, черные волосы из-под панамки вниз, как проволока. А глаза серые и очень большие. Даже ненормально, по-моему, иметь такие глаза.
В общем, все согласились, что она задавака. Только овраженский Гошка, мой тезка, у которого отец инвалид, заспорил:
— И ничего не задавака!
Ему никто не ответил. Очень пекло солнце — даже лишнее слово произносить было лень.
А потом эта приезжая девчонка вышла и сказала, как ее зовут. Вика-Жига с важным видом начала выспрашивать, откуда та приехала. Оказывается, с Севера. Пока только с бабушкой, а мама и папа у нее в какой-то экспедиции. Помолчав, она сказала:
— Красивая у вас улица.
Вика немедленно заспорила:
— И ничего не красивая.
Это она сказала нарочно — мы-то знали: перед нами она всегда улицу защищает. Ведь ее мать, тетя Варя — председатель уличного комитета и следит, чтоб каждый перед своим домом сажал цветы. И вообще, нам свои улицы нравятся. Хотя у нас и овраг. Овраженская прямо в него упирается. И наша, соседняя, Кудряшовская, тоже. По оврагу течет речка Каменушка. А уже на другой стороне, на косогоре, опять продолжается город. Там центр, большие дома, кинотеатры. Отсюда нам все видно как на ладони. А если встать спиной к оврагу, то и с другой стороны увидишь большие дома и подъемные «раны. Там идет стройка, и к нам она приближается — раньше-то эти пятиэтажки и краны были совсем на горизонте.
А на наших улицах домики маленькие, деревянные, за каждым забором деревья, а ставни — у кого синие, у кого голубые. И перед оврагом пустырь, на этом пустыре мы гоняем футбол.
В центр города от нас можно попадать в обход по асфальтированной улице, где ездят автобусы, а можно и прямиком, через овраг: сбежал вниз, поднялся — и ты в городе.
В общем, нам нравится у нас, и Вике-Жиге особенно.
Только она нарочно заспорила тогда с Люськой.
— Живешь, а сама ругаешь. Свою улицу любить надо!
— А ты любила, где жила? — подбоченилась Вика-Жига. У нее такая привычка: делать руки в боки и трясти кудрями-колечками.
— Да, и любила! — ответила Люська.
— А что же уехала?
— Так я не сама. Раз мама с папой.
— Подумаешь! — невпопад сказала Вика.
Овраженский Гошка заступился за приезжую:
— А что — «подумаешь»? Если родители, ты бы сама как? — И вдруг спросил. — А море у вас там есть?
Мой тезка — Главный Овраженский Адмирал. Его медом не корми, а подавай все моряцкое да речное. Он даже голубой цвет называет речным. И мастерит модель парусника — корвет с мотором. И носит широкий ремень с огромным блестящим якорем. Люська посмотрела на него и улыбнулась:
— Тебе какое море надо?
— Обыкновенное, — ответил он.
— А у нас там искусственное. Но оно — как настоящее. Волны трехметровые — и корабли плавают.
— И ты плавала? — с замиранием в голосе спросил Адмирал.
Я понял, что он ее уже зауважал.
— Плавала. А знаешь, что такое рында? — внезапно спросила Люська. Адмирал не знал. Люська не стала его высмеивать, а сказала: — Корабельный колокол. А знаешь, какая длина у эсминца? А если модель под ветер уваливается, что надо делать?
Гошка отвечал ей, как на экзамене — аж вспотел. И про эсминец, и про разные там линкоры да дредноуты. Про все это Люська знала не хуже его. Он даже признался мне потом:
— Ну, майна-вира — прилипчивая!
И это он точно определил — прилипчивая. Вот и теперь — с Людмилой Сергеевной успела познакомиться. Скажите на милость — важная персона! Да еще опять варягом меня назвала. Надо было ей крикнуть: «Сама ты — варяг!» Или тоже хлопнуть по плечу. Жалко — не сообразил. Я вообще заметил это за собой — соображаю позже времени. А вот она везде лезет! Чего доброго, еще в наш Совет Командиров запросится.
«А мы будем с вами»
Ну, я как в воду глядел! Что Люська-то затеяла…
Бегали мы по улице с саблями и пистолетами. А на бревнах сидели девчонки. Мы как увидели их, так нарочно еще громче заулюлюкали, окружили, стали бабахать из пистолетов перед их носами и толкать то одну, то другую. Вика возмутилась:
— Безобразие, ну вас!
А Люська как закричит: — Падай, падай! — И, выбежав на середину круга, схватила меня за плечо. Все остановились, ничего не понимая, а она сказала: — Почему он не падает? В него стрельнули, он убитый!
Я разозлился и выдернулся.