Бурлаки
Шрифт:
В конце ноября в волости был намечен сход для выборов нового председателя. Заплатный предупредил, чтобы мы с Захаром обязательно были на сходе.
Мужики собирались в здание бывшего волостного правления. Передние, сидячие, места занимали богатенькие мужички, а задние, стоячие, — разная мелкота.
С первым словом вышел член управы, церковный староста Дьяконов. Он поклонился сходу и начал речь:
— Я думаю, граждане, надо нам выбрать в председатели Строгановской волостной управы Новикова Кузьму Маркеловича. Мужик хозяйственный. Воровать
— Согласны! — закричали в первых рядах.
— Долой! — раздались крики с задних мест.
Когда народ успокоился, Дьяконов предложил:
— Кто согласен, поднимите правую руку.
Разве разберешь, где правая, где левая рука. Все-таки Новиков был выбран председателем управы. Некоторые стали выходить из помещения.
Дьяконов предупредил:
— У нас есть еще один большой вопрос, граждане. Об охране лесов местного значения. Тоже надо принять приговор общества. Слово предоставляется георгиевскому кавалеру гражданину Ефимову.
К столу подошел Павел Иванович во всей своей форме, только погон недоставало.
— Граждане! Посмотрите, какие безобразия у нас в лесу. В Кашинском колке один подлесок остался — все разворовали. Скоро и жердей на огород не выпишешь. А сторожа что могут сделать? У них вместо ружей палки.
— Верно! Палкой обуха не перешибешь. Винтовку надо.
— Правильно! — продолжал Ефимов. — Надо сторожей вооружить винтовками, чтобы их воры боялись, а не сторожа воров.
— Справедливо, служба! Ружья дать сторожам. Ружья.
Ефимова сменил лесной сторож. Он рассказал:
— Третьего дня нам пофартило — поймали все-таки ворину с бревном. Откуда? Из Гарей, говорит. А что, сукин сын, в своей волости не воруешь? А как, говорит, подступиться, когда у нас в лесу сторожа с ружьями ходят… Беспременно надо винтовки. Тогда и воровства не будет.
Дьяконов пошептался с писарем.
— Господа граждане! Наше мнение выходит такое, что надо постановить приговор волостного схода и просить уездную земскую управу, чтобы дали нам оружие для охраны лесов. Согласны?
— Согласны! Кончай сход! Ноги отекли!
К столу снова подошел Ефимов. Он что-то переговорил с Дьяконовым. Тот встал и объявил собравшимся:
— Мы тут посоветовались, кого посылать в город за ружьями. Гражданин Ефимов сам не отказывается послужить обществу. Он человек военный. Согласны, граждане, чтобы Павел Иванович Ефимов исполнил приговор общества?
— Согласны!.. Хоть Пашку, хоть Яшку!..
В тот же день писарь настрочил приговор волостного схода. Выдали Ефимову удостоверение и дорожные деньги.
Новый председатель управы Кузьма Новиков простился с матросом, крепко пожав руку, и попросил:
— Постарайся, моряк, для волости. Мой лесок на борках тоже страдает. Растаскивают, окаянные. Скоро ни одной елки не останется.
— Рад стараться! — И Ефимов отдал председателю честь.
Новиков
— В долгу не останусь, Павел Иванович. Отблагодарю по-честному.
Не теряя времени, Ефимов, я и милиционер Суханов, которого дали для охраны, в тот же вечер выехали из Строганова.
Вначале ехать было хорошо, но чем дальше, тем хуже. Появились нырки, выбоины. Мостики на дороге провалились — их, должно быть, года два не поправляли.
В деревне Гари жил мой дядя Еремей. Мы заехали покормить лошадей. Раньше у дяди было две избы. Осталась одна, да и та без крыши.
Все пристройки распилены на дрова. Негде и лошадь поставить.
Отдохнули немного и поехали дальше. Не одинок был в разорении дядя Еремей. В деревнях редко-редко увидишь хорошую избу. Совсем не видно скота. Даже собаки перевелись. Только в селе Сенькине из подворотни поповского дома потявкала нам вслед рыжая собачонка.
Почти всюду в полях стояла несжатая рожь. Уходили под снег овсы.
Через лесной волок выехали мы на берег Камы, по которой уже плыл ледок. На той стороне виднелся паром. Мы стали кричать:
— Перевоз! Паромщики!
Долго кричали, пока паром не пошел в нашу сторону. Часа два он перебирался через реку. Работал на нем старик с мальчишкой лет пятнадцати.
— Дед! Нет, что ли, перевозчиков-то? — спросил его Павел Иванович, принимая с парома чалку.
— А ты слепой? Мы и есть перевозчики, — задыхаясь от усталости, ответил старик. — Сегодня мы с Митькой дежурим. — И вдруг выругался: — Носит вас шайтан в такую пору! Кому перевозить-то, когда на войне молодого народа перебито видимо-невидимо. У нас в деревне, почитай, все мужики сложили свои буйные головушки…
В город въехали на закате солнца. На кафедральной площади увидели занятную картину. На паперти собора стояла длинная, худая не то женщина, не то девка в мужицкой одежде, в широченных штанах и с визгом кричала:
— Ать, два, три, тырре! Ать, два, три, тырре!
А на мостовой маршировало женское войско. Впереди шагали такие же длинные, как и баба-офицер. Лица у них были какие-то вытянутые. Позади, семеня ножками, бежали вприпрыжку маленькие, почти девчонки. Обмундирование у всех на одну мерку. На больших было в обтяжку, на маленьких — мешком. Я расхохотался, глядя на такое воинство.
— Это батальон смерти, — тоже ухмыльнулся Суханов, — из благородных составлен.
— Такие воюют? — недоумевал я.
На этот вопрос мне ответил Ефимов:
— Старые порядки готовятся защищать.
Остановились на ночлег на постоялом дворе. Мы с Сухановым напились чайку и легли спать, а матрос ушел в город сразу, как с телеги слез.
Утром в земской управе нам выдали восемь винтовок: две трехлинейки, пять «ветерли» да одну японскую «арисака» — и большое количество патронов. Погрузив «товар», мы без задержки отправились на городской перевоз, но и то чуть ли не последними перебрались через Каму — по реке уже шел довольно густой лед.