Бурлаки
Шрифт:
Обо всем этом Меркурьев и рассказал собранию.
— Обществом потребителей должен заняться продовольственный отдел, — говорил Меркурьев. — Отдел, который был при земской управе, я разогнал к чертовой матери! Надо свой создавать. Я думаю, никто не будет против того, чтобы продовольственный отдел поручить товарищу Ситниковой.
Все начали глядеть на Варвару. Она встала и в недоумении так и стояла: уж не ослышалась ли? Ее назвали по фамилии, назвали товарищем, ее — бывшую батрачку мельника Новикова!
Мы
— Правильно, товарищи мужики! Варвара лучше всех справится с продовольствием… Нагляделась я за свою жизнь на бедность. Богатеев тоже всех знаю, кто в землю хлебушко закопал. Недаром до последнего дня у Новикова проживала. Все известно, какой сорт и что такое…
— Ладно, товарищ Ситникова, — остановил расходившуюся Варвару Меркурьев. — Тебе, значит, и карты в руки.
— Никакие карты мне не надо. Я, думаешь, в хозяйстве меньше тебя понимаю?
Кто-то посоветовал:
— Ты столовую оборудуй.
— Обязательно открою столовую. Мало, что ли, у нас бездомных на селе.
— Ну, пока другим делом займемся, — сказал Меркурьев и спросил приехавших из десятен: — Как у вас дела, товарищи?
Поднялся с места коротконогий седой человек в солдатской шинели.
— Известно, какие у нас дела. Кроме нас, простых солдат из мужиков, приехали с фронта и богатенькие, унтера да фельдфебели. Винторезы привезли. Вместе собираются. Нашу власть ругают. Васька Охлупин приехал, офицер. Должно быть, он мутит. Сплю с ружьем, на двор с ружьем хожу…
— Силы у нас не хватает, — рассказывал представитель из другой десятни. — Есть у нас сознательные из бедноты, да организованы плохо. Получилось, что богачи по-прежнему прижимают нашего брата…
И так во всех десятнях.
Выслушав всех, Меркурьев закрыл собрание и велел остаться партийцам, чтобы решить еще одно важное дело.
— Слышали, что делается в деревнях? — спросил Меркурьев. — Контрики голову поднимают.
— Ты не тяни, — запротестовал Панин. — Три часа сидели и слушали… А что делать — не решили.
— Вчера с товарищем Ефимовым, — продолжал председатель, не слушая Панина, — мы были в Никольском. У них хоть и целый полк стоит, а все-таки составили они еще и отряд Красной гвардии. У нас тоже должен быть отряд красногвардейцев…
— Кто будет в отряде? — спросил Панин.
— Мы с тобой, все члены партийной ячейки и сознательные беспартийные, особенно из солдат, кто пожелает. Завтра и соберемся. Выберем командира отряда и комиссара. Думаю предложить комиссаром товарища Панина. Что ты скажешь?
Андрей Иванович медленно поднялся с места. На израненном лице его появилось подобие улыбки.
— Согласен, — сказал он. — Да не знаю, что за должность такая?
— Растолкуем, — ответил Меркурьев.
— Согласен, говорю.
— Теперь пишут к нам в волостной исполком из губернии, хлеба требуют. Рабочий, дескать, живет впроголодь…
— Надо заводы восстанавливать, — прервал Ефимов председателя. — Тот же наш речной транспорт. Рабочих-то мы кормить обязаны? Обязаны. Белогвардейцы при отступлении все жгут, уничтожают подчистую. А за ними идет Красная Армия, и мы ее тоже, товарищи, обязаны кормить. Хлеба у нас в тылу много, стоит только пошевелить кулачков, богатых мужичков. Добровольно они ни фунта не продадут. Придется брать с боем…
На другой день, как предлагал Меркурьев, состоялось собрание строгановского отряда Красной гвардии. Командиром выбрали Пирогова, комиссаром Панина.
Каждый вечер после работы мы стали собираться на сельской площади, учились военному делу.
Однажды к нам приплелся старик и спросил Пирогова:
— Это что за войско? Как его звать-то?
Пирогов оглядел выстроенный отряд — все бурлаки — и ответил:
— Речная пехота, отец! Речная пехота.
Глава II
НАСТУПЛЕНИЕ
Варвара Игнатьевна выгнала приказчика из кооперативной лавки и повесила на дверь свой замок.
Явившись в продовольственный отдел, она напустилась на делопроизводительшу:
— У тебя, как в хлеву! Погляди, сколько на полу известки. После ремонта, должно быть, ни разу не мыто. Давай тряпки и ведро! Мыть будем.
— Как хотите, а я не обязана полы мыть, — отказалась делопроизводительша.
— Тогда уходи отсюда, вертихвостка буржуйская! Я нового писаря посажу, а не белоручку.
Варвара сходила вниз за водой и дочиста вымыла пол, окна и двери.
Вечером в отдел стали собираться кооператоры, бородачи в суконных шубах, хмурые и недовольные. Видано ли дело — кухарка в совдеп засела, раскомандовалась.
Варвара Игнатьевна в своем лучшем платье сидела за письменным столом и для вида приветливо встречала каждого.
— Милости просим, Григорий Иванович. Садись-ка ты на самое почетное место, в красный угол, на креслице, как, бывало, сиживал в гостях у Кузьмы Маркеловича Новикова.
— Зачем старое вспоминать, Варвара?
— Не любишь? Не буду старое вспоминать. Только я тебе не Варвара, у меня и отчество есть… Проходи, проходи, Сидор Петрович! — приглашала она другого. — Не обессудь, что у меня плохо мыто, плохо прибрано.
Пришел председатель правления, известный на всю волость спекулянт по прозвищу Корма.
— Извини, что побеспокоила, свой замочек на лавку навесила, — обратилась к нему Варвара. — Садись сюда, на председательское место, а я постою, порасту. — А сама ни с места.