Бурное море
Шрифт:
Над речкой орущими ватагами носились чайки. Они падали в воду, выхватывали рыбин и, бешено работая крыльями и горбясь, несли их к берегу. Это не всегда удавалось им, рыбины шлепались в воду. К чайке, которая тащила бешено сопротивляющуюся рыбину, кидались другие... получалась драка... рыбина вырывалась... добыча не доставалась ни той ни другой.
Метрах в десяти от нас сидел на песочке орел, раздирал когтями большущую кетину. Увидев нас, лениво расправил крылья и заскользил над водой. Чайки с криком кинулись
Берег был истоптан медвежьими лапами. Кое-где виднелись кучки песка; я ковырнул ногой одну из них — вывернулась кетина.
— Дальше не пойдем, — сказал Роман, рассматривая следы, — а то еще на этого черта напоремся.
Рыбка ловилась хорошо, к обеду мы уже натаскали по ноше. Потом сварили уху, чай.
— Жаль, ведра нету под икру, — посожалел Роман, — можно бы еще порыбачить.
Побрели к устью. Там было тихо; на берегу лежали кучи рыбы, возле них прохаживался Василий, остальные, видимо, носили рыбу. Шлюпки тоже не было.
— Как рыбачилось? — весело спросил он. — А мы и вам рыбки приготовили.
— Ну и наглец... — кривя рот, прошептал Роман. Потом обратился к Ваське: — На шлюпке рыбу возите?
— На ней.
— Придет шлюпка, не угоняй. Мы свою повезем. — Роман пусто и бесстрастно посмотрел в глаза Василию; тот отвернулся и зашлепал подошвой по мокрому песку.
Рыбу на шлюпке повез Роман, мы с Толиком возвращались пешком и на этот раз без нош — у нас даже настроение от этого хорошим было. Но не надолго. Когда пришли домой, Роман был злой-презлой: при подходе к берегу напоролся на валун, шлюпка перевернулась, весь улов утащило море.
XII
День с утра проглядывал прекрасный, и наши желания горели еще ярче. Когда шли мимо метеостанции, Васькина команда таскала ящики с продуктами, катала бочки с соляркой. В другое время мы кинулись бы им помогать, но сейчас только фальшиво подняли руки в знак приветствия. Они улыбнулись, и их улыбки показались мне будто «себе на уме», а может, просто застенчивые, ведь, наверно, стыдно было за вчерашнее.
Когда вышли к устью, утро сияло. Речка журчала по камешкам радостно, и рыба в ней кишела. Видимо, это был самый последний день ее хода и она не вмещалась в речке.
Мы прямо запрыгали от счастливых предчувствий при виде этой картины, и Роман впервые за последние дни улыбнулся.
— Нарыбачимся... — радовался он. — Володя, тащи невод!
Мы занялись костром, Володька пошел за неводом... Но что-то не несет, лазает и лазает по траве.
— Грибы, что ли, собираешь? — крикнул Роман. — Скорее!
— Да нету невода, — развел руками Володька.
— Что-о-о?!
— Нету.
Смутная догадка обожгла нас, мы кинулись к-тем местам, где обычно оставляли невод на просушку. Невода не оказалось даже во всех
— Ну и Васька! Ну и подлец!
Брели домой уже потемну — целый день пришлось рыбачить удочками, — чуть живые. Это была последняя бессонная ночь в этой бессонной неделе — так же, как и у рыбы, последний день хода; икра у нее была с черненькими точками внутри, в пищу не годилась. И только сейчас мы почувствовали, как измотались: перекуривать останавливались раз пять, а на перевале вздремнули.
Когда шли мимо метеостанции, где теплился манящий огонек — стакан чая был желанный, как воздух, — даже словом не обмолвились о ней.
И вот, расслабленные и довольные тем, что уж больше — хотя и жаль — не придется в сутки совершать тринадцатикилометровые переходы по сопкам и зарослям, да еще с тяжеленными мешками за спиной, расселись на диване. Дома. Толик — он оставался на вахте — со старанием хлопотал возле стола.
— Тогда зря я им дал соли, — сказал он, выслушав все происшествия.
— Ты им дал соли? — выкатил глаза Роман.
— Ну откуда же я знал, что они такие скотобазы.
XIII
Красная рыба прошла.
Баранья все так же радостно серебрилась по цветным камешкам, склоненные ивы все так же думали свои бесконечные думы. На наше «Ласточкино гнездо» по-прежнему заходили ночевать тучки; «голова» маяка все так же крутилась, показывая дорогу кораблям, стучали дизели, мерцали зеленые глазки приборов, а... жить стало скучно.
К тому же у нас кончилась капуста — им-то «Колесников» всего вдоволь привез, капустка-то у них свеженькая, — самим надо было печь хлеб...
Но человек такое произведение природы, что ко всему привыкает, ко всему приспосабливается. В какой-то книжке я вычитал, что попавшие к туркам запорожцы, сидя на колу, и то закурить просили, — а у нас еще был Роман, чьи способности всегда выручали нас. И на этот раз выручили — он умел печь хлеб.
С хлеба мы и начали. Достали с чердака ржавые формы, отожгли, очистили их, выпарили и приготовили дежу. В печи замазали дырки, настлали огнеупорным кирпичом, сделали жестяную заслонку.
И вот уже сколачиваем тесто.
— Рома, — крикнул пришедший с охоты Володька, — а «дикари» (по-другому мы их теперь не называли) на нашей шлюпочке бакланов шугают!
— Забрать! — резко сказал Роман. — Иди и пригони.
— Я не могу...
Роман стал очищать руки от теста. После он рассказывал, что выкинул всех бакланов и бочку с яйцами из шлюпки, и «дикари» ни слова не сказали.
— Вот так вот их! — заключил Роман.
Этой ночью у нас кто-то скинул в обрыв все березовые дрова...