Буря и натиск
Шрифт:
Этайн молчала.
– Понятно. Это надо спрашивать у ваших стратегов. Ты маленький винтик в большой машине.
– Не трогай того, чего не понимаешь, – фыркнула рыжая. – Есть вещи, которые… невозможно объяснить…
– Ага. Потому что они слеплены из первостатейного дерьма. Хоть убейся – ни капли смысла.
– Умник нашелся…
– В профессора не гожусь, но знаю твердо: вот мы, зеленые, никогда бы над своими женщинами так издеваться не стали.
– Да что ты понимаешь? Кто ты такой, чтобы судить?
– Понятно. Никто. Всего лишь оккупант.
– Эх, могла бы, давно уже стерла вас в порошок. Тебя особенно.
– Почему особенно?
Этайн громко скрипнула зубами, стукнула себя ладошками по коленкам. Выругалась по-эльфийски, цветасто. Крот подумал, что звучит красиво.
– А как ты попала в число кандидаток?
– Сама пошла. Как стала видеть сны, решила попробовать. А незадолго до того узнала о смерти родителей и родственников. Они не успели покинуть город, когда их накрыло бомбами… Ты понятия не имеешь, в каком я была состоянии. Потом жрицы сказали мне, что во время сильного стресса дремавшие до того способности могут проявиться. Иногда это опасно для окружающих. Я вовремя обратилась к наставницам. Жрицы оформили все бумаги, какие нужно: я ведь работала в штабе секретаршей-переводчицей, занималась текстами. Ну а потом… мы поехали… Об одном жалела – что обманываю надежды своего лейтенанта…
– Все-таки не вижу, чтобы ты была какая-то особенная, – сказал гоблин. – Ты самая обыкновенная эльфка. Я таких видел.
– Сила во мне. Жрицы поставили блокаду, и если ее снять, то произойдет выброс. Я почти ничего не ощущаю, только сны иногда снятся. И еще могу чувствовать, что думают другие. Ваш гобломант все время пытался пробиться в мои мысли, я отвечала своими уколами. Никогда раньше не пробовала, но вдруг стало получаться.
– Так вот почему он ходил как в трансе. А я-то думал, что он просто валится от усталости. Получается, мысли читаешь?
– Нет. Чувствую. Могу заблокировать проникновение в свой мозг, но против сильного зонда вряд ли устою. Ваши псы из СМЕРШа и гобломанты пытались что-то сделать, но опасались, что их вмешательство сорвет блокаду. А уж тогда…
– Как, по-твоему, поступят колдуны из Особого Корпуса?
Этайн пожала плечами.
– Откуда мне знать? Но ничего хорошего меня там не ждет. Вот если бы ты мне помог…
– Сказал же, не могу. Извини, Морковка. Никак.
Подпех игнорировал ее взгляд, опасаясь, что может и не устоять.
– С другой стороны… может быть, дело и не дойдет… – пробормотала пленница.
– Что?
– Сны… понимаешь? Странные. Никогда раньше не верила в пророчества, однако потом сама начала видеть. Так говорили жрицы. Видеть. Они расспрашивали меня об их содержании, я ничего не могла скрыть. Невозможно… Когда попадаешь в руки наставницам, ты не просто открыт со всех сторон, ты стеклянный. Это жутко.
– Видать, мало отличаются твои извергини от нас, зеленых. Значит, ничего нового для тебя не будет, если попадешь к гобломантам. Но мы не воюем с женщинами, Морковка. Чем дракон не шутит. Может, с тобой ничего не случится.
Этайн
– Так что говорят твои сны?
– Ничего, – ответила она через некоторое время. Эльфка легла на бок, накрывшись одеялом. – Ничего такого, о чем стоит говорить.
– Темнишь, – сказал подпех, зевая. – На самом деле я не знаю, что ты задумала. Втерлась ко мне в доверие, это понятно. Решила, что я тебе симпатизирую. Наплела с три короба, выставила меня и моих корешей как только могла. Часом, не писала пропагандистские тексты в своем штабе?
Этайн не ответила.
– Вот не было печали, – проворчал Крот, поднимаясь. – Не знаю, почему я с тобой вожусь и трачу на тебя время…
– Она ведь тоже рыжая? – спросила пленница.
– Что?
– Та, которая ждет тебя за морем?
– Откуда ты…
– Я ее видела. Во сне. А потом поймала образ, когда ты о ней думал. Ее имя – цветок.
– Маргаритка.
Крот чуть не врезал себе по лбу. Зачем он это говорит?
– Да. Я так и думала.
– Рыжая она, – сказал Крот и вышел из блиндажа. Этайн смотрела, как его фигура падает в ночь.
Гоблин топал по траншее, заглатывая воздух здоровенными ломтями. И все равно было плохо, душно, голова кружилась. Крот поднялся на утоптанный защитный вал и выпрямился в полный рост. Помочился, ничего не имея против того, чтобы сейчас его снял какой-нибудь снайпер. Даже закурил, чтобы указать ему местонахождение мишени. Ничего. Здешние леса молчали.
Крот не спешил возвращаться. Выкурил три сигареты, посидел на бруствере. Он совсем забыл про Шершня. Эскулап окликнул его, когда подпех, бесцельно валандаясь из стороны в сторону, прошел мимо бывшей пулеметной точки. Крот отбрехался, сказав, что надоело торчать в духоте. Погулять вышел. Больше костоправ не приставал.
Когда почти через час гоблин вернулся в блиндаж, Этайн все еще была там.
– Почему ты не убежала? – тихо прорычал он.
Эльфка шевельнулась, но не ответила.
– Почему ты не убежала?
Он посмотрел на свой гвоздемет, на гранаты и запасные магазины, разложенные на обломке ящика. Этайн не тронула ничего.
– Почему…
– Не хочу, – был ответ. Крот стиснул кулаки, но через какое-то время расслабился. – Это ничего не изменит, – добавила рыжая.
Подпех сел на пол, устланный шуршащей соломой. Обсуждать это дальше не имело смысла, а потому спустя пять минут он лег поперек дверного проема и закрыл глаза.
Ему казалось, он не спал, но утром его разбудили пинком. Сказочник. Сержант обругал его и назвал сонной тетерей. Ржавый тоже поднялся не в духе и требовал, чтобы собирались быстрее. После завтрака вышли. На Этайн снова надели наручники. Кроту досталась ее цепь, и теперь лейтенант не настаивал, чтобы ведомые менялись. Все как-то само собой сошлось на Кроте. Он не возражал.
Взвод собрался в путь под моросящим дождем и тем же, что и вчера, тяжелым серым небом.