Буря кристаллов
Шрифт:
— Расслабьтесь, Ларский, думаю, до этого не дойдет.
Игнатов такой же пройдоха, как и его шеф. Возможно, этот сукин сын единственный здесь понимает, что происходит. Протеже жирного пижамного спрута, отрастившего слишком длинные конечности для сомнительных игр.
— Вы явно знаете больше чем я, господин контрразведчик. Может, поделитесь?
Игнатов покачал головой.
— У меня тоже нет связи и нет ответов.
— Не могу поверить.
— Как хотите.
— Вы даже не сообщили мне своего звания.
— Сейчас это не так важно.
Усталое лицо криминалиста появилось над центральным сегментом авиетки.
—
— Стартуйте, а мы за вами, — отдал приказ Ларский и кивнул повернувшемуся пилоту.
Ощутив рывок, Никита закрыл глаза. Почему-то подумал о парусе в киле машины. Почти миллион наносолнечных слоев батареи, если понадобиться раскроется в космосе, как парашютом. Но в космос они не летят.
Предписание ZD. Какого дьявола, их с хронокопией гнали в один из штабов полиции, спрятанный под толщей океана, а не на закамуфлированную орбитальную станцию военных, как изначально планировалось? Опять какие-то хитро-мудрые игры Марры? Предположение о холодных щупальцах контрразведки согревало надеждой. Потому что второй вариант откровенно пугал — в космосе стало слишком опасно, реальная угроза непосредственно в Солнечной системе или у самой Земли. Кто не успел затеряться в ледяной космической заднице, останется здесь, забьется в ту щель, какую найдет. Успел ли вырваться доктор с говорящим зоопарком?
За десять минут, пока они добирались до точки входа в океан по координатам эвакуационного предписания, никто не сказал ни слова. Тягостное радиомолчания загоняло членов команды в глубь собственных страхов. А озвучивать страшные мысли страшно вдвойне.
Отрабатываемые на учениях протоколы безопасности помогали полицейской команде действовать на автомате. Настройки бы не сбились, случись что. Даже если бы пришлось стрелять и маневрировать. Но ничего не происходило и не поступало дополнительной информации. Невысказанные мысли и ожидание неизвестного усугубляли тревогу. Ларский не находил в себе сил думать о деле, о возможных свойствах и мотивах предполагаемого врага. Казалось, что авиетка летит не к спасительной гавани, а в пасть чудовищу. Притаившемуся.
Никита хорошо знал историю и то, что спокойная жизнь даже одного поколения рождает у следующего нутряное чувство безопасности, невозможности страшной, разрушающей катастрофы в течение их размеренной жизни. Нет, разум пытается отрезвить ничем не обоснованное, но крепнущее на пуховой перине благополучия чувство веры в защищенность. Правительством, государством, богом. Разум просчитывает возможные угрозы, оценивает принятые меры, выискивает новые. Но все это механическая, разрозненная работа. Потому что внутренний голос нашептывает: "ничего не случится, перестань, ничего не может случиться".
Нельзя сочинить великолепную, пленяющую души людей арию, если внутри тебя не поет чувство и вера. Нельзя отразить внезапное и яростное нападение из-за угла, если не превратишь свое тело в автомат, спасающий твою же жизнь. Если твои нервы не обнажены, ты не ощутишь наведенный прицел. Но нервами наружу жить нельзя, это раскрашенное безумием существование. Поэтому вся античная история человечества — это благодушная ленивая дрема, самонадеянное раздувание щек, сменяемые гибельным ужасом и отчаянной мобилизацией сил.
Вот и сейчас люди слишком долго задирали нос всемогущества, и в конце концов, по нему прилетело.
Глава 6. Подводная база
Машина нырнула
Полеты сквозь космос Ларский не выносил, но и это местечко не казалось уютным. Хотя по его личной шкале дерьмовых смертей быть раздавленным водяной толщей чуть приятнее, чем долгие секунды набухать в космосе, пока не лишишься сознания от боли, потери влаги и кислорода.
— Штаб, дайте точку входа.
Рассеянное и медлительное свечение спускающихся аппаратов коснулось проступившей в толще воды махины и потекло по ее стройным сочленениям. Прямо под ними уходила в темную глубину и в стороны гигантская подводная снежинка. Ее изящные плечи сияли и подрагивали — эффект от защитной силовой сетки. Конец тягостного пути — база глубоководного присутствия ZD, принадлежащая штабу полицейских сил реагирования по Латинской Америке.
— Вы опознаны, берем управление на себя. Платформу отправляем в сектор криминалистики, вас — в оперативный. Возражения есть?
Наконец-то, первый голос в эфире и вполне спокойный. Есть надежда, выяснить, что происходит.
— Никаких, — ответил Ларский и кивнул на вопросительный взгляд пилота, — ведите нас.
Авиетка спустилась еще ниже, взяла правее и пошла вдоль оборудованного симметричными ответвлениями двухкилометрового луча снежинки. На концах отростков проступали пятигранные соты, их гипертрофированные ребра не отличались от таких же у космических крейсеров. Гладкий бок океанской рыбины мелькнул над прорисованным мягким свечением ребром и исчез. Как призрак, случайно забредший в покинутый дом.
Здвински смахнул голограмму боевого слежения и яростно почесал нос.
— Надеюсь, здесь мы поймем, какого рожна происходит?
Кто-то скептически хмыкнул, и они нырнули внутрь. Свет плеснул в прозрачные бока авиетки, принося с собой картину парковочного сектора. Тот выглядел пустым, с кронштейнами и манипуляторами репарантов вдоль широких панелей. Авиетка дернулась и застыла на парковочных стапелях. Борт распечатался и ложементы ослабили ремни.
Стоило выйти, как интеркомы запищали, обнаружив каналы связи. Сверху свалились минилинкболы. Таких Ларский еще не видел: желтые, лучащиеся радостной улыбкой. Голопроекции колобков, с ушами и хвостиком.
— Генерал-майор, прошу срочно следовать за мной, — сообщило создание. — Вас ожидают.
Ларский обернулся к Игнатову. Тот стоял с непроницаемым лицом, и линкболла около него не было.
— У меня есть небольшое дело, Никита Сергеевич, но я уверен, что вы и без меня справитесь.
Спрутов засланец все-таки что-то знает и молчит.
— И откуда у вас такая уверенность, Олег Павлович?
— Не злитесь. Надеюсь, мы скоро встретимся.
Контразведчик протянул руку. Ларский помедлил, но все-таки пожал и повернулся к остальным. Спецгруппе предназначался свой колобок, пилоту — свой. Команду разводили в разные стороны. Здвински широко улыбнулся: