Буря Жнеца

Эриксон Стивен

Выжидающий Бог, Кормор Фюрал

Тонкие, словно скелеты, мосты и башни; нигде ни одного признака руководящей руки, направляющей воли. Эти тянущиеся к далекому, слабому свету сооружения принадлежат природе. Их линии неровны, хотя не лишены мрачной элегантности. Бродить между их подножий – означает потерять всякое чувство пропорциональности, забыть, как должен выглядеть мир. Здесь нет воздуха, одна вода. Нет света, только мерцание духовного зрения, обнажающего

башни и арки мостов – таких тонких, таких высоких, что кажется – еще миг, и они улетят вслед за яростными водоворотами.

Брутен Трана, вытащенный из плоти и костей, бывших ему обиталищем всю сознательную жизнь, бродил по дну океана. Он такого не ждал. Видения и пророчества подвели расу Эдур, а в особенности Ханнана Мосага. Брутен подозревал, что странствие приведет его в странное и неожиданное место. Возможно, в царство мифов. В мир, населенный богами и демонами, хранители которого будут с упорством бессмертных защищать давно умершие замки.

«Там, куда не достает свет солнца». Может быть, память подводит его… но ощущение темного пророчества остается на устах. Он всего лишь воин из Эдур – ныне воин, лишенный плоти (хотя дух с какой-то тупой настойчивостью, свойственной всем хранителям, сохраняет видимость тела).

Он идет и может, если захочется, увидеть тело, руки; может коснуться лица, погладить волосы – давно перепутавшиеся, вьющиеся по течениям, словно водоросли. Может ощутить холод воды и даже безмерную тяжесть, припечатавшую его к мрачному миру. Но здесь нет ни троп, ни дорог – никакого явного следа между круглыми каменными башнями.

Гнилая древесина утонувших кораблей рассыпается в прах под ногами. Перекатываются ржавые заклепки. Нечто похожее на обломки костей танцует над глинистым дном, плывет вслед за его ногами. Кажется, распад – проклятие мира. Всех миров. Все сломанное, негодное падает вниз, в место последнего упокоения, теряется во тьме; это касается не только погибших кораблей. Киты, дхенраби, мельчайшие рачки… Планы, схемы, грандиозные замыслы. Любовь, вера и честь. Амбиции, порок и злоба. Он мог бы наклониться и зачерпнуть всё это ладонью, поглядеть, как вода смывает прах – клуб, сверкнувшая на мгновение аура, а потом – ничего.

Возможно, именно эту истину он и призван был увидеть – если считать ее ценной, что весьма сомнительно. По нему, над ним прокатываются волны отчаяния, терзают глубины души.

Он потерялся.

«Чего я ищу? Кого ищу? Забыл. Это проклятие? Я мертв и обречен на вечные скитания? Обрушатся ли башни, погребая меня, превращая в еще одну изуродованную, сломанную вещь среди грязи и глины?

Я Тисте Эдур. Хотя бы это помню. Мое настоящее тело пропало. Возможно, навсегда».

Что-то – может быть, сила инстинкта – гнало его вперед, шаг за шагом. Была цель, нечто, требующее завершения. Нужно найти. Он должен найти. Это связано с пославшим его Ханнаном Мосагом – он помнил его и слабый отзвук пророчества.

Однако он словно превратился в ребенка, пойманного сном о бесконечных поисках родного лица, лица матери – она

где-то там, не знает о его страданиях, а если бы знала, не взволновалась бы – такова суть дурных снов – сердце, потерявшее любовь, ставшее ложью – самое ужасное из предательств. Брутен Трана понимал, что эти страхи – признак слабости, но не мог от них избавиться.

Он шел дальше, покинув, наконец, ужасные сооружения. Возможно, он плакал, хотя, разумеется, не мог ощутить слез – они едины с окружающими морем – но горло охрипло от жалобных криков. Иногда он спотыкался и падал, глубоко увязая руками в тине – а потом вставал на ноги, сражался с течениями.

Кажется, все продолжается уже очень долго…

Потом нечто показалось во тьме впереди. Угловатое, с одной стороны заваленное каким-то детритом – кусками кораблей, ветками и тому подобным. Брутен подошел ближе, стараясь понять, что же видит.

Дом. Окруженный стеной из такого же черного камня. Во дворе мертвые деревья с толстыми, узловатыми сучьями. Каждое выросло на вершине заплетенного корнями кургана. Кривая тропка ведет к ступеням под узкой дверью. По обе стороны от входа квадратные окна, закрытые слюдяными ставнями. Справа на углу приземистая башня с плоской крышей.

В обрамленном выступами окошке на верхнем этаже тускло – желтый, мерцающий, такой призывный свет.

Дом. На дне океана.

И в нем кто-то живет.

Брутен Трана обнаружил, что уже стоит перед воротами, пожирает глазами извитую тропу и плиты ступеней. Он видел клубы глины над курганами, как будто в могилах копошились черви. Подойдя поближе, заметил бороды зеленых водорослей на стенах; течения, нагнавшие кучи мусора к стене, поработали и внутри двора, повалили одно дерево, придавили могильники, ставшие похожими на кучи обросших ракушками камней. Деревья склонились, непокорные сучья обросли и махали проносящимся мимо течениям клочьями морской травы.

«Я не это искал», понял он вдруг с полной ясностью. И все же… он снова поглядел на башню – как раз когда свет в окне замерцал и пропал, будто унесенный.

Брутен Трана ступил на тропу.

Здесь течения были яростнее. Они словно старались столкнуть с тропки, и инстинкт подсказал Эдур: сходить с дороги будет опасно. Он пригнулся и двинулся дальше.

У ступеней Трана зашатался, ударенный потоком воды, и поднял голову. Дверь открыта. На пороге стоит на редкость необыкновенное существо. Ростом с Эдур, но гораздо тоньше – как будто оно долго голодало. Плоть цвета белого, как кости; узкое и длинное лицо с массой морщин. Глаза светло – серые, с вертикальными зрачками.

Существо носило гнилые шелка, не способные скрыть особенности тела – например, дополнительные суставы на руках и ногах, шарнир посередине грудины, явный избыток ребер и вторую пару ключиц. Волосы – скорее пряди паутины вокруг неровной лысины – шевелились именно как паучья сеть на ветру. В руке существо держало фонарь, в котором сверкал золотым огнем камень.

Раздавшийся в разуме Траны голос был каким-то детским: – Это ночь духов?

– Неужели? – ответил Трана.

– Или нет?