Бурый призрак Чукотки
Шрифт:
И совы и куропатки почему-то совершенно игнорировали друг друга, как будто одни не были грозными хищниками, а другие — их извечной добычей. Совы, наверное, сыты. Снег во всех направлениях был испещрен бисером мышиных следов. Мыши сновали и днем: появлялись из снежных норок под кустами, пробегали несколько метров и за несколько секунд ввинчивались под другой куст. И куропатки, по-видимому, чувствовали обилие легко доступной для своих врагов пищи, поэтому вели себя так бесшабашно перед лицом врага.
— Но однажды
Мы шли по длинному узкому озеру, древней старице Реки. Внезапно куропатки как по команде взмыли свечками, сбились плотной кучкой, а затем брызнули широким веером в кустарник. «Ш-ш-ш-у-у-ух-хх!» — прошелестели крылья, и все смолкло, только подрагивали ветки там, где птицы камнями шлепались в снег и зарывались несколькими резкими движениями.
— Смотрите! — тихо вскрикнула жена.
Вдоль края кустарника летела сероватая, почти белая птица. Чуть меньше «истуканов».
— Молодая сова? — подумал я вслух.
— Нет же, нет. Приглядись.
Да, полет птицы совсем не походил на плавный и полупарящий совиный. И высота была раза в три выше излюбленного «эшелона» сов. А движения крыльев резкостью напоминали соколиные. Несколько секунд — и птица растаяла впереди, а над тундрой повисло тревожное молчание.
— Это кто? — спросил сын.
Я пожал плечами: ничего подобного до сих пор не видел.
— Мы же читали, что зимой в заполярной тундре, да еще горной, нет летающих хищников, кроме совы и ворона, — сказала жена.
— Но вот ведь прилетел… кто-то. А тут северная сторона Анадырских гор, самая стужа и мрак…
— А как испугались куропатки? Весь день орут рядом с совами — и ничего. Только от этой птицы точно волной смыло…
Да, куропатки исчезли. И еще минут тридцать мы шли в таинственном безмолвии. Потом какой-то храбрый петушок спросил:
«Кто-кто-кто?»
«Вор-вор-вор!» — ответил второй.
«Кох-крах! — жалобно сказала курочка. — Какой страх!»
«Нич-чего-чего!»— бодро сказал первый.
Птицы постепенно разговорились, и Пуфик снова принялся гонять краснобровых красавцев, пока один из них не сразил пса, да и нас заодно, совершенно неслыханной речью. С желтой заснеженной кочки он четко — мы хорошо слышали — с расстановкой сказал подбежавшей собаке: «Аф! Аф! Аф!»
Пес остолбенел, мы расхохотались.
Что сказал петух Пуфику — неизвестно, но пес перестал прыгать мячиком по кустам и побежал следом за нартами. А может. Пуфик притих потому, что стали попадаться более серьезные следы. Вначале появились отпечатки песцовых лап, потом лисья цепочка, а когда дорогу пересек широкий, вспаханный крупными когтями, какой-то разлохмаченный на вид, след росомахи, упряжные собаки подняли шерсть в загривках, а Пуфик, вытянувшись, издалека понюхал отпечатки, поежился и запрыгнул в нарты. И целых десять минут ехал на своих подопечных,
Уже вечерело — шел четвертый час, когда впереди, в легкой кисее приплывшего откуда-то тумана, показались колеблющиеся серые очертания сопки, Они плыли над темными пятнами кустарников, проявлялись все резче. Вначале сопка виделась на фоне высокой гряды, оторачивающей долину, потом отпала, отодвинулась к берегу Реки, выросла и стала медленно закрывать горизонт.
— Это, наверное. Белокаменная, — сказала жена.
— По времени должна быть она. Там и остановимся ночевать.
— Едем, едем, а все без толку, — сказал сын.
— То есть как?
— А так, что никаких приключений…
И в ту же секунду собаки резко затормозили.
«Ггруфф!» — басом сказал Дуремар, а Огурец и Шушка ощетинились, но Огурец начал сразу дрожать и попятился, а Шушка напряглась и зарычала.
В нескольких метрах перед собаками дорогу пересекала узкая свежая звериная тропа. Взгляд поймал один отпечаток лапы, чуть выбившийся из литой цепочки. Волки!
— Ух ты-ы!.. Это кто тут ходил? — с тревожным любопытством, почти шепотом спросил сын.
— А помнишь, на ручье за домом наследили наши соседи из Дремучего Распадка?
— Волки?! Ог-го!..
— Свят, свят, свят! — воскликнула жена и повернулась к сыну. — Это ты наколдовал со своими приключениями…
Звери ставили лапы след в след, но не везде это получалось, и, обследовав тропу, мы посчитали стаю. Два следа явно матерых, очень крупного размера. Прикинули спичечным коробком, — универсальной линейкой путешественников, — четырнадцать сантиметров.
— Какой длиннолапый, — сказал сын. — Наверное, вождь?
— Вожак. А второй, видишь, чуть меньше — его жена.
Остальные следы были в пределах восьми-десяти сантиметров. Значит, родители с детьми. Детей трое или четверо — точно не разобрать. Один среди них тоже крупноватый. Сеголеток?
— Папа с мамой, годовичок и двое-трое щенков, — как можно спокойнее сказал я. Встреча, конечно, серьезная, но не хотелось создавать очень уж тревожную атмосферу. Хотя, если разобраться, волки сейчас не полезут к людям; еды вволю, на одних мышах можно прокормиться. Да и карабин на нартах под рукой.
— Вдруг лежат где-нибудь в кустиках? — жена огляделась.
— Они явились из-за Реки и пошли в горы. Видите, как ровно след пересекает долину? Так что встреча исключена.
— Ну и слава богу.
— Кое-кто немножко струсил? — ухмыльнулся сын и деловито добавил: — Щенки могут пойти в упряжку.
Он как-то слушал вместе с нами рассказ-полулегенду пастуха Пынчека об упряжке, которую создал один оленевод из выводка волчат. Он только не знает, чем эта история кончилась. Поэтому я буркнул: