Бусый волк. Берестяная книга
Шрифт:
Вот оно, стало быть.
Я в те годы вашего обычая не держался… Знал уже — убью гниду, но поговорил с ним ещё. Всё вызнал: и как могилу по старинным картам разведали, и как с покупателем снюхались. Вот… А потом мы все кости честно собрали и меч Стражу обратно в руки вложили. Расшатали несколько скал и обрушили — никто больше с корыстью не подберётся… А тех отвели подальше, чтобы воровская кровь праведной могилы не замарала. И перебили без жалости.
— Значит, меч явился мне потому, что я твой внук?
Бусый смотрел на свои ладони и силился вспомнить, как
— Потому или нет, но, я думаю, неспроста, — сказал Соболь. — А ещё… Может, я от старости совсем уже поглупел, но… Знаете, малыши, в Саккареме у нас народ всё больше черноволосый. И я был в молодости как смоль, и сам великий Курлан родился таким же. А вот сыновья у него, если верить сказителям, все двенадцать удались светлоголовыми — в мать. Да не изжелта-белобрысыми, как многие халисунцы, а по-настоящему среброволосыми. Говорят, это знак, отметина избранности. Сам я в жизни таких волос ни разу не видел. До недавней поры…
— Мавутич, — ахнул Бусый. — Беляй!
Если б Соболь вершил свой рассказ в деревне у Белок, его внук, пожалуй, тотчас вспомнил бы о собственных волосах — и немедленно раздулся от мальчишеской гордости. Но Волки почти все были бусыми, в точности как он сам, а вот Беляй… Бусый не хотел верить, верить было противно, ведь Стражи оставили по себе святые могилы по границам освобождённой земли, а Мавутич пришёл сюда со Змеёнышем, пришёл убивать добрых людей. Как же так?
Но явственно ощущаемой истине не было дела до того, нравилась она Бусому или нет. Всё вставало на свои места: и небывалое мужество мальчишки, и его странная сила, и презрительное равнодушие к смерти и врагам. «Да, такой одинёшенек против сотни биться пойдёт и не дрогнет… И на колени не встанет…»
Ульгеш нахмурился, сопоставляя, и высказался за обоих:
— Он что, получается, твоих Стражей потомок?..
БОЙ В ПЕЩЕРЕ
Разговоры разговорами, а за день Бусый уработался так, что уснул, едва добравшись до лавки. Как тянул на себя овчинное одеяло — помнил потом, а как голова ткнулась в подушку — уже нет. Падая и проваливаясь, успел только позвать: «Таемлу! Приснись мне, Таемлу…»
И кажется, ещё улыбнулся, потому что плохие сны его в этой доброй, освящённой домашним очагом избе настичь ну никак не могли.
Таемлу действительно приснилась ему — как всегда, на ромашковой лужайке, залитой солнцем. Только сегодня она не плясала, а стояла грустная и какая-то задумчивая, особенно поначалу. Увидев Бусого, Таемлу, впрочем, захлопала в ладоши и засмеялась — радостно и беззаботно, и у него тут же отлегло от сердца.
Хоть и успело ёкнуть это сердце от некоего предчувствия, смутного, но весьма нехорошего…
Бусый уже приготовился было начать по-веннски степенную беседу, расспросив для начала о здоровье батюшки Таемлу, но шустрая девка, конечно, опередила его:
— Не
— Верно, — удивился Бусый. — А откуда сведала-то?
— Да в чаше увидела, когда говорила с Богиней. Я ведь что ни ночь прошу у Неё толику мудрости — для себя и частицу силы — отцу. А ты… — Таемлу даже немного смутилась, — ты же мыслей моих не покидаешь… Богине ли того не знать? Она мне и открыла…
8
Вжиль пошёл — собрался выжить.
— А-а-а…
Бусый постарался напустить на себя умный вид, но Таемлу, конечно, не обманул.
— Что «а-а-а»? — передразнила она. — Всё знаю, всё видела!
— Всё видела?
Бусый даже испугался. Верно, он помнил, как Таемлу незримо для прочих ликовала с ним рядом, когда Змеёныша разметало безобидным солёным дождём. Значит, и страху вместе с ним натерпелась, когда смерть к деревне летела?
— Да не о том я! — Таемлу, как обычно, подслушала его мысли. — Неужели забыл? Книга берестяная, вот я про что! Которую Богиня Кан тебе в камне явила!
— А я теперь знаю, что в ней написано, — похвастался Бусый. — Мне знаки запомнились, а Ульгеш прочитал.
У девочки разгорелись глаза.
— Ну и что там?
Бусый пересказал надпись на берестяной странице.
Таемлу задумалась.
— Дивно, — проговорила она наконец. — По всему получается — жрец Богов-Близнецов написал. Только я не слыхала, чтобы они сказания иных вер с таким уважением когда поминали, а уж записывать… Их послушать, всё Небо одним Близнецам отдано, а иных Богов нет!
Бусый пожал плечами. Он-то знал, что Сегванские острова ограждал от злых великанов громовержец Туннворн, вельхи чтили Трёхрогого, а за Ульгешем присматривало Мбо Мбелек Неизъяснимое. Ну и что?
— Да ладно, пусть их! — махнула рукой Таемлу. — Лучше скажи, что дальше в твоей книге написано?
— Так ведь… Я же только первую страницу и рассмотрел! Деревянная крышка откинулась, я и…
— Погоди, но её кто-то спас из огня! Спас! И прятать унёс! Значит, можно ещё её полистать!
— А Луна, — подхватил Бусый, — на убыль нынче пошла, но кругла ещё…
— Ну так просыпайся и беги, лежебока!
— Спасибо, Таемлу! Батюшке кланяйся!
— Да хранит тебя Владычица Кан…
Последние слова Бусый дослушивал, уже поднимаясь с лавки.
Босую ступню, коснувшуся пола, тотчас облизал горячий шершавый язычок. Волчонок Летун, сразу и навсегда признавший Бусого за своего друга, ночевал тут же, под лавкой. И не просто ночевал. Стерёг, оберегал его от возможной напасти. Хотя сам был ещё очень слаб.
Бусый ласково взъерошил шерсть на голове малыша. Шепнул в ухо, тихонько, чтобы не разбудить никого: