Буйная Кура

Шихлы Исмаил

Однажды один из старейших людей села отозвал Аллахяра в сторону.

– Что ж, сынок, честь выбросили собакам, но и они ее не хотят. Где же твоя честь? Почему сидишь дома, а не ищешь свою жену?

– Я искал всюду, где только мог.

– По слухам, в нижнем течении Куры найден труп. Иди и проверь. Может быть, это и есть твоя жена.

На другой день рано утром Аллахяр отправился в путь. Он приехал в хутор. Старики показали ему место. Аллахяр разрыл могилу и долго разглядывал останки несчастной. Он не мог найти никаких примет своей жены. Правда, рост и комплекция как будто совпадали.

Как видно, женщина эта при жизни была молодой и полной, но разве мало женщин с такой же комплекцией? Было похожим еще и кольцо на пальце. Но одинаковых колец еще больше.

Все же Аллахяр начал склоняться к тому, что обезображенные, неузнаваемые останки и есть Мелек. Он решил увезти их в свое село и там предать земле. Надо было вернуться домой и приехать сюда с арбой.

Когда Аллахяр готовил арбу, чтобы ехать за трупом, его окликнул незнакомый всадник, который почему-то не захотел заехать во двор. Аллахяр подошел к всаднику, и тот долго что-то шептал ему на ухо. После этого Аллахяр забыл про арбу и про несчастный труп, вырытый им из земли. Он велел оседлать коня, схватил винтовку, патронташ и, не попрощавшись с матерью и не сказав, когда его можно ждать, ускакал.

Всадники отъехали от села. Лицо Аллахяра то и дело передергивалось ужасной гримасой. Губы его все время что-то шептали, а палец онемел на спусковом крючке винтовки с тяжелой пулей, затаившейся в длинном стволе.

6

Салатын стояла, прислонившись к столбу веранды, и глядела на проливной дождь. Ей было грустно. Шамхал все еще не вернулся домой. Никто не знал точно, где он теперь находится. То ли от страха перед отцом, то ли боясь пересудов и сплетен и не желая давать им пищу, он не показывался на улице. Мать с того самого дня лежала, забившись в дальний угол. Дом напоминал мельницу, от которой отвели воду.

Джахандар-ага хотел отправить свою семью на тот берег в лес, на хутор. Но Зарнигяр-ханум резко воспротивилась этому да еще и накричала: "Ты хочешь избавиться от нас, хочешь лишить нас дома? Не выйдет!"

При других обстоятельствах мужчина должен был настоять на своем, но теперь он ничего не ответил и молча вышел из комнаты. Салатын чувствовала, что отцу приходится нелегко. Она понимала, что он, может быть, даже раскаивается в содеянном. Но не может же он нынче делать одно, а завтра другое.

В самом тяжелом положении оказалась Мелек. На следующий день после ссоры она пришла к Зарнигяр-ханум. Салатын до смерти не забудет, как она входила в комнату. Она шла, как на казнь, еле волоча ноги, словно самой ей не хотелось идти, но какая-то сила тянула и подталкивала ее помимо воли. Она дрожала, словно на нее накатил приступ лихорадки. Она была так слаба, словно месяц не вставала с постели из-за тяжелой болезни, сегодня только впервые встала.

Боясь нового скандала и новой драки, Салатын незаметно прошла в комнату матери вслед за ней.

Увидев соперницу, Зарнигяр зарычала в своем углу, как львица, и тут же выскочила на середину комнаты, остановилась, будто готовая к главному прыжку.

Молодая Мелек, смущенно остановившаяся перед разъяренной хозяйкой дома, видела, как расширились ее ноздри, как разгораются, наливаясь кровью, глаза, как бледнеют щеки, как часто и порывисто

задышала грудь.

Салатын тоже слышала, как шумно дышит мать. Кроме этого дыханья, ничего не было слышно в комнате. Две женщины стояли друг против дружки, одна все более раскаляясь, другая сжавшись и низко опустив голову, глядя в пол.

– Подними голову, - приказала Зарнигяр-ханум.

Мелек не пошевелилась и не ответила.

– Разве я не стою перед тобой? Отчего ты не смотришь?

Мелек продолжала молча стоять.

– Подними голову и погляди мне в глаза! Ты, бесстыжая тварь! Прийти в чужой дом у тебя хватило стыда, а поглядеть на меня не хватает?

Тогда Мелек подняла голову и открытым, хотя и испуганным взглядом поглядела в сверкающие, огненные глаза Зарнигяр-ханум. Так они стояли некоторое время, которое Салатын показалось очень долгим. Салатын видела, что мать пожирает глазами молодую женщину, что она с завистью и болью глядит на ее свежие щеки, широкие брови, на лоб, на котором нет и следа морщин, на зубы, поблескивающие в приоткрытых губах, на светлые слезы, покорно текущие из больших карих глаз, на ямочку, украшающую округлый и нежный подбородок.

Зарнигяр-ханум смотрела так, словно навек хотела запомнить это молодое и свежее лицо, каждую черточку в нем, словно хотела прочитать в глазах все, что было в душе Мелек, неподвижно стоящей и ждущей всего самого худшего и страшного.

Салатын видела, что мать многое поняла, глядя на молодую соперницу. Плечи Зарнигяр-ханум как-то безвольно, устало опустились. Казалось, она сдалась. Она отвернулась от Мелек и побрела было в свой угол, но тут на пути ее встало большое, от пола до потолка, широкое зеркало. Зарнигяр-ханум увидела себя в нем, увидела там же и Мелек. Теперь они не стояли друг против друга, а как бы рядом. Теперь Зарнигяр-ханум могла смотреть одновременно и на свое лицо и на другое, смотреть и сравнивать.

Салатын не успела опомниться, как мать обернулась, набросилась на Мелек и начала ожесточенно хлестать ее по лицу. Салатын хотела разнять женщин, но не сумела этого сделать, мать оттолкнула ее, а Мелек успела шепнуть: "Не мешай..."

Закусив губы и, как видно, сдерживая крик и рыданья, Мелек стояла прямо, подставив всю себя под неистовые удары обезумевшей женщины. Платье на ней пошло клочьями, полетели волосы, появились царапины и синяки, а Зарнигяр-ханум все хлестала и хлестала, стараясь попасть по глазам, по губам, по груди, по самому прекрасному и соблазнительному, что было в юной Мелек. Мелек не издала ни звука, не сделала никакой попытки защититься. Она ждала, пока Зарнигяр-ханум устанет и оставит ее в покое. Так и произошло.

Зарнигяр-ханум колотила соперницу, пока не выбилась из сил, а потом как подкошенная повалилась на тахту.

Мелек только этого и ждала. Мгновенно она упала на колени и спрятала лицо на груди у своей обидчицы. Та сначала хотела оттолкнуть ее от себя, но потом вдруг Салатын увидела, что мать прижала к груди голову своей соперницы и в голос завыла. Только теперь дала волю слезам и рыданьям и Мелек. Салатын подбежала и присоединилась к плачущим женщинам. Они рыдали, обнявшись, словно люди, попавшие в общую беду и ищущие опору друг в друге.