Бьянка со льдом 1: Ночь с последствиями
Шрифт:
Прости меня.
Да что это за место? Там — два гроба и одно имя, а здесь — одно имя и ни одного гроба!.. В очередной раз подумав, насколько странной стала его жизнь после знакомства с Бьянкой, Матео пошел дальше и прямо за склепом обнаружил нечто, чего увидеть совершенно не ожидал: два удивительно красивых каменных женских лица, запечатленных в момент великого горя и скорби. Это была единственная на все кладбище могила с надгробным памятником, массивным и искусно выточенным. Две совсем еще юные девушки склонились над умирающим дряхлым стариком и, сложив руки в молитве,
— Маркиз де Рибейра, — прочитал Матео надпись на могиле.
Тот самый, в честь которого назвали особняк. На этот раз конец восемнадцатого века. И на этот раз умерший был уже немолод. Приятное разнообразие, подумал Матео и, мельком взглянув на старика, поднял глаза на плачущих красавиц, на нежных щеках которых навечно застыли холодные каменные слезы. Кто он им был? Отец, дед? Скорбь и страдания девушек были переданы так реалистично, что вызывали невольное сочувствие.
— Какая тонкая работа… — пробормотал Матео и медленно развернул блокнот, совершенно забыв и про кладбище вокруг, и про собственные обиды.
Однако едва он коснулся карандашом бумаги, как позади него что-то легонько зашуршало. Торопливо обернувшись, Матео встретился со спокойным изучающим взглядом.
— Сеньор Матео, — сказала Мария, показывая на могилу, — на всякий случай, какую бы надпись на надгробии предпочли вы?
Он раздраженно захлопнул блокнот, всем видом показывая, что разговаривать с ней не намерен.
— Хозяйку дома нельзя расстраивать. Ни при каких обстоятельствах, — невозмутимо продолжила Мария и, вытянув руку, медленно погладила одну из мраморных женщин по щеке, словно пытаясь утереть ее каменные слезы. — Это — жена, и надгробие маркизу заказала именно она. Но если бы не было ее, — рука Марии небрежно махнула на другую каменную красавицу, — то в могилу бы он попал чуть позже. Но согласитесь, тогда бы композиция была незавершенной.
Желание рисовать, и без того едва уловимое, пропало окончательно. Красивое надгробие, которым Матео до этого восхищался, внезапно стало иллюстрацией какой-то страшной трагедии. Две женщины и один мужчина, которого они, видимо, замучили. Интересно, чем? Плетками, подвалами? Что-то это ему напоминало…
— Любовницу, кстати, похоронили здесь же, вместе с маркизом, — добавила Мария, рассматривая его хмурое лицо. — Это было справедливо. Потому что и умерли они вместе.
Похоже, в той истории все было еще хуже, мрачно решил Матео.
— А в этом доме вообще принято издеваться над мужчинами, да?
— В этом вопросе, сеньор Матео, и женщины, и мужчины здесь всегда были равны.
Он молча отвернулся к могиле, в глубине души надеясь, что Мария уйдет и оставит его одного. Желательно так же тихо, как и пришла. И что на него вчера нашло? Стоять-то рядом с ней жутко, не то что спать!..
— Маркиз был веселым человеком и любил женщин. Очень-очень любил… — многозначительно добавила Мария. — Может быть, даже больше чем вы, сеньор Матео, — и спокойно продолжила, проигнорировав его сердитый взгляд: — Даже так: маркиз был настоящим плейбоем и чего он только в этом доме не устраивал…
— Хоть у кого-то тут был нормальный секс, — буркнул Матео, потирая поясницу и все еще мечтая избавиться от ее компании.
— Вряд ли его можно было назвать нормальным. Предпочтения маркиза были весьма своеобразными…
Матео внимательно посмотрел на статую дряхлого старика, лежащего на могиле. На его лицо он раньше даже не взглянул, залюбовавшись красотой оплакивающих его женщин. А зря: оно было выточено с таким же мастерство, как и лица девушек, и тоже казалось почти живым. Даже более того, оно было умиротворенным и возвышенным, таким, каким бывает лицо мученика, дух которого наконец-то покинул истерзанное тело. Не похоже, что этот человек был таким развратником, как говорила Мария.
— И кем он был? — спросил Матео. — Садоводом?
— В каком-то смысле, сеньор Матео, если вы любите метафоры. Вот маркиз их очень любил… — голос Марии стал немного насмешливым. — Маркиз де Рибейра был для Испании как маркиз де Сад для Франции, если вы понимаете, о чем речь… А сам себя он называл севильским дон Жуаном, только на этот раз настоящим, а не выдуманным.
— Ничего о нем не слышал, — недовольно произнес Матео, которого все больше раздражал явно издевательский рассказ.
— Неудивительно: его славу забрала его жена. В городе…
— И как же она это сделала? — небрежно перебил Матео. — Была еще большей извращенкой, чем он?
— Не совсем. Она его убила, — глаза Марии замерли на нем, и на миг ему показалось, что в них мелькнула угроза. — И в немалой степени это — его вина, — она кивнула на умирающего старика на надгробии. — Но это конец его истории. А вам стоит послушать ее начало… Маркиз де Рибейра всегда отличался жизнелюбием и любопытством и редко считался со мнением окружающих. Он был немного философом и куда больше вольнодумцем. В юности ему стало тесно в строгой католической Испании, и он отправился во Францию, где нравы был попроще, а дух посвободнее. Благородство происхождения, обходительность манер и веселый нрав позволили ему попасть в Версаль и завести там много новых друзей, среди которых была и маркиза де Помпадур, фаворитка самого короля…
— Еще одна маркиза? — перебил Матео. — Как-то их много для одной истории…
— Сеньор Матео, — серьезно заметила Мария, — в этом и есть ваша проблема. Вы слишком легко переключаете внимание с одной женщины на другую. Не стоит, это может быть крайне опасно…
Взгляд Матео машинально скользнул по объемному карману ее фартука, и он задался вопросом, что она там может хранить. Шокер, наручники? Или что пострашнее?..
— Вы, кстати, что-нибудь про Олений парк слышали? — вернула она его внимание.
— Это где олени водятся? — с усмешкой отозвался Матео, не желая признаваться в своем незнании.
— Нет, там водились куда более милые создания, которых мадам де Помпадур с особой тщательностью подбирала для своего короля. Разумеется, наш маркиз знал об этих охотничьих угодьях, но ему туда вход был заказан — за это можно было поплатиться головой или любой другой частью тела в зависимости от настроения короля. Так что маркиз просто знал и просто завидовал, удовлетворяя свои потребности в более доступных местах. Но не стоит его строго судить. Напомню, середина восемнадцатого века. А кто в те годы не завидовал королю? Особенно французскому, это вот уже следующему было не позавидовать…