Бык в загоне
Шрифт:
— Кончай скалиться, начальник, — Тягуну и так был неприятен сам факт их беседы, а тем более попытки собеседника блеснуть мусорским остроумием, — я хочу, чтобы ты сделал свою работу и нашел негодяев.
Беседа для главного сыщика приобретала достаточно неожиданный поворот. Он даже прикурил из пачки лежащих на столе сигарет (вопреки предыдущему категорическому отказу) и глубоко затянулся.
— Что-то я не совсем понимаю вас, гражданин Гросич. То на меня нажимают сверху, чтобы прекратить дело, а то требуют все начать сначала? — он вопросительно уставился на Тягуна.
— Желание закрыть дело исходило от жены убитого,
— Как вы себе это представляете? — искренне удивился Гуденко. — Я не могу, как вы выражаетесь, запустить машину на полную мощность, если у меня нет на то законных оснований.
— Слушай, опер, не крути мне мозги, как позорному фраеру. Я знаю все твои возможности, — Тягун через стол приблизил свое лицо к начальнику угро, — меня не интересует, как ты это сделаешь, так же, как тебя не должно интересовать, что будет с бычьим потом. Единственное, на что ты можешь обратить свое внимание, это пять штук баксов, которые получишь немедленно в случае согласия.
На лице подполковника отразилась целая гамма внутренних переживаний. Ну в принципе чем он рискует? Не надо никого выпускать из тюрьмы; не надо давать никакой информации; нужно просто найти преступников — сделать свою основную работу, только не за нищенское жалованье, а за серьезную сумму, то есть по коммерческим расценкам.
Ну а то, что впоследствии придется одних бандитов отдать на растерзание другим, с лихвой компенсирует вышеназванная сумма. Да и жена пилит: дача недостроена, дочку замуж выдавать, да и на себя было бы не плохо что-нибудь истратить.
Наблюдая за своим визави, Гросич решил ему не мешать. Когда же с уст мента была готова сорваться фраза, он опередил его:
— Могу дать слово, что никто об этом не узнает. А также обещаю не пачкать твою отчетность очередным висяком. Если трупы зверей найдут, то на территории соседней области, — интуитивно ощутив, что полкан почти сломался, Михаил Яковлевич вбил последний гвоздь, — тебе двойная выгода согласиться: во-первых, получишь бабки, а во-вторых, очередные визитеры задумаются, прежде чем соваться, и останется у тебя только одна головная боль — это я.
А, как говорят, со своими проблемами проще разобраться, — Тягун глухо засмеялся, закашлявшись.
— И что я должен ответить? — недоуменно спросил Гуденко.
— Можешь ничего не отвечать, — произнес авторитет. — Если согласен, то пройди к столику Рудковской, а если нет… — тогда скатертью дорога.
Мент, нервно затушив окурок, направился к указанному столику — через какую-то секунду пахан окликнул его, указывая на пачку «Мальборо»:
— Сигареты забери, все равно после тебя к ним никто из моих пацанов не притронется, — несмотря на явную издевку в прозвучавшей фразе, начальник розыска засунул пачку к себе в карман. Проследив за его действиями, Гросич покинул заведение в полной уверенности, что все произойдет так, как и задумано…
Несмотря на то, что подмазанный начальник уголовного розыска, стремясь честно отработать полученный гонорар, поставил
Гуденко три раза на дню вызывал к себе на ковер районных начальников, которые и так из кожи вон лезли, опасаясь безудержного гнева шефа. Но выпрыгнуть из своей шкуры никто не мог.
Была еще раз опрошена уборщица офиса, в котором произошло убийство. С ее слов был сделан фоторобот и словесный портрет. Запрашивались сведения в соседней области, и делалось это аккуратно, чтобы не вызвать нездорового интереса у тамошних начальников.
Гуденко нервничал.
Больше всего он боялся того, что у него потребуют назад ставшие кровными денежки. Он часто срывался на жену, когда та упоминала о полученной взятке. Ей-то что — карьерой, погонами и свободой рисковать ему, товарищу подполковнику.
Наконец дойдя до исступления, мент приехал на квартиру вдовы бизнесмена, через которую они с Тягуном договорились поддерживать связь. Женщина проводила гостя на кухню и вежливо предложила чаю, не задав ни единого вопроса.
Чувствуя себя неуютно на краешке деревянного табурета, Гуденко выложил на стол несколько экземпляров фоторобота и смущенно произнес:
— Вот… пока больше ничего нет. Прикладываем все силы, — он нервно сглотнул, двигая кадыком, — но ищем и найдем обязательно.
Подполковник по привычке обнадежил потерпевшую, но в душе очень даже сомневался в сказанном.
— Спасибо, — хозяйка взяла фотографии и засунула их в дамскую сумочку. — Обязательно передам куда надо.
Отхлебнув из чашки чай, Гуденко обжегся и тут же поставил ее на блюдце, опять глупо повторив:
— Вот…
От внимательного взгляда женщины не укрылось то, что начальник угро нервничает. О причине его беспокойства вдова Рудковского догадалась без труда.
— Да, меня просили вам передать, чтобы вы не волновались по поводу денег, — он ловил каждое ее слово, — независимо от результата розыска, они ваши. В случае удачи вам заплатят еще.
Из груди мента вырвался вздох облегчения.
Вскочив с места и не зная, куда засунуть нервно подрагивающие ладони, он попрощался.
И вечером впервые после злосчастного посещения «Березки» начальник забылся глубоким сном…
Наконец-то на долю Хитрого выпали несколько дней долгожданного отдыха, когда он мог напиться вдребодан, взять в специально снятый по такому случаю номер проститутку и вообще позволить себе полный расслабон.
Вторые сутки загула подходили к концу. Витя открыл глаза, пытаясь сообразите, где он находится и что вообще с ним произошло. Окинув взглядом комнату, он обнаружил рядом с собой худосочную девицу, раскинувшуюся на простыне в чем мать родила. Тягуновский боец начал припоминать, что вчерашняя пьянка закончилась жуткой оргией, в которой, кроме него, участвовали три проститутки.
На соседней кровати, прижавшись друг к дружке, спали еще две из них. Та, что была рядом с ним, сопела, уткнувшись лицом в подушку. Хитрому вдруг очень захотелось узнать, кто же все-таки спит рядом с ним. На все попытки перевернуть девицу лицом вверх та отбрыкивалась. Тогда он пошел по другому пути: просунув руку под тело спящей, он нащупал округлость маленькой груди и через несколько секунд удовлетворенно произнес, обнажая в улыбке золотые коронки зубов: