Быль о полях бранных
Шрифт:
— А если Араб-Шах поправится до праздника? Анвар-табиб очень хорошо умеет лечить раны, об этом все знают, — все еще сомневался писарь.
— Я спрашивал Анвар-табиба. Он говорит, что рана Араб-Шаха тяжела: до сих пор хан в сознание прийти не может. Так сказал табиб. Вряд ли раненый кок-ордынский волк встанет до праздника, а если и встанет, то будет еще очень слаб и неспособен к сопротивлению...
— Тогда все ясно. Тогда я попробую, — подумав, согласился Асат и недрогнувшей рукой взял отраву для своего любимого дяди.
— Я всегда говорил, что ты умный человек, — польстил ему Бахар-мурза. —
Асат-кятиб сидел опустив голову. Известие не обрадовало его: родственные чувства еще боролись в молодом человеке с возможностью еще больше возвыситься и разбогатеть.
Бахар-мурза и Кудеяр-бей быстро переглянулись.
Наконец писарь Али-ан-Насира поднял голову и спросил твердым голосом:
— Слово Токтамыша — ханское ли слово? Можно ли верить ему? Ведь одно слово в руках не удержишь и в кошель не положишь. На него даже горсть кизяка не купить.
— Верно, не купить, — согласился с ним Кудеяр-бей и жадно глянул в глаза мурзы Бахара.
— Около юрты три арбы стоят. В них слитки серебра. Это задаток стоимостью пятьдесят тысяч динаров.
— Надо бы сосчитать! — вскочил Асат-кятиб.
Кудеяр-бей тоже поднялся.
— Подождите, братья, — остановил их мурза. — Аллах отнял у вас разум. В арбах больше четырехсот кадаков [41] драгоценного металла!
Сообщники остановились.
— Ты прав, о мудрый Бахар! А как поделим бакшиш [42] ? — спросил племянник Саллах-Олыба: родственные чувства напрочь покинули его разум и сердце, глаза сверкали лихорадочным огнем, голова кружилась, руки дрожали, ноги сводила судорога.
41
Кад'aк — золотоордынская мера веса: 426 граммов.
42
Бакшиш — прибыль, подарок, плата за услугу.
— Да, как поделим? — эхом отозвался Кудеяр-бей, не менее возбужденный.
— А он уже поделен. Вам по сто кадаков, остальное мне. — Невозмутимый мурза наслаждался их жадностью.
— Это нечестно! — возмутился писарь.
— Да, так нехорошо поступать! — вторил ему военачальник, у которого нет войска.
— А кто нашел вам эту работу? Если вы не. согласны, я отошлю серебро обратно Токтамышу. Его люди еще тут.
— Мы согласны, — сказал писарь.
— Мы согласны, — тотчас повторил за ним родич Мамая.
— Хорошо, — заключил Бахар-мурза. — Это только половина награды за пайцзу. Верные люди доставят серебро в ваши дома.
— Мы сами! — вскочил Кудеяр-бей.
— Сами доставим! — сделал то же Асат-кятиб.
— Вы опять не подумали, — осадил их мурза. — Всюду глаза и уши Али-султана. Вы что, хотите потерять головы?
Сообщники вынуждены были согласиться с ним.
Глава шестая
Громкий разговор в поле
—
— Коня Султану Высочайшей Орды! Коня! — громогласно прокатилось по дворцу и вылетело наружу.
— Тысячу «яростных» к походу!
— Тысячу «яростных»!
— Стройтесь, нукеры Непобедимого!
Правитель Золотой Орды сбежал с лестницы. Ему подвели золотистой масти нисийского жеребца. Султан со ступеньки прыгнул в седло. Нисиец встал на дыбы и ринулся вперед. Тысяча закованных в броню воинов устремилась за ним...
Неистово взбурлила столица Дешт-и Кыпчака. С базаров по всем улицам бежали люди.
— Токтамыш идет! — сполошно раздавалось вокруг. — Горе нам! О Аллах, охрани наши дома!
Завидев отряд султанской гвардии, народ останавливался, просил:
— Защити нас, о Светоносный и Непобедимый Али-ан-Насир!
— Бери наших сыновей!
— Мы с тобой, Ослепительный!..
К отряду султана со всех сторон стекались вооруженные всадники. Даже иноземные купцы послали в бой половину своей стражи: хорошо знали богатеи — при смене власти они пострадают в первую очередь!
Вместе с татарами стремились в схватку с Токтамышем иранцы, арабы, генуэзцы, турки, армяне, грузины, касоги. С двумя сотнями витязей за Али-ан-Насира встал только что прибывший в Сарай ал-Джедид и русский посол Семен Мелик. Всего сотню охраны оставил он при дарах княжеских.
Али, не останавливая иноходца, все видел, все примечал. Так что, когда он выехал наконец в степь, около десяти тысяч разноплеменных всадников летели с ним навстречу беде.
Когда султану доложили, что Токтамыш всего с пятью тысячами воинов осмелился встать лицом перед самим бакаулом, он тотчас воспользовался советом мурзы Кудеяра. Советом, который Али-ан-Насир в раздражении назвал глупым. А теперь...
— У кюрягана в два раза меньше батыров, к тому же они устали от долгой скачки. Почему Тагир-бей не разметал кайсаков Токтамыша по степи? — спросил Али-султан гонца.
— Бакаул не осмеливается пролить кровь потомка Чингисхана, — ответил посланник Та-гир-бея, посерев лицом.
— Тамиржан-бинбаши, мир праху его, не побоялся схватить дерзкого, а главный начальник всех моих войск боится?! Коня!..
Только стремительность в действиях могла сейчас сохранить трон султану, только решимость сокрушить зарвавшегося царевича-чинги-сида могла сберечь собственную жизнь властителя Золотой Орды. Али-ан-Насир был молод, умирать не хотел, поэтому не колебался.
«Тагир-бея на кол посажу, — в запальчивости думал султан. — Он изменил мне, с-соба-ка...»
Навстречу скакал новый гонец. Увидев массу вооруженных всадников, он круто развернул коня, чтобы уравнять скорость с ними. Али-ан-Насир узнал сотника Максума. «Неужели Тагир-бей вместе с туменом перешел на сторону Токтамыша?!» — обожгла сердце властелина горячая мысль.
Султан остановил коня. Максум-юзбаши спрыгнул наземь, стал на колени.
— Говори!
— Прости, о Великий! В тумене неспокойно. Бакаул Тагир-бей убит!
— Кто убил его?!
— Твоим высоким именем это сделал Сагадей-нойон. Он взял команду на себя и приказал готовиться к бою. Но два тысячника — Караба-ла и Усман — ушли со своими батырами к Токтамышу.