Былинки
Шрифт:
И еще мысль посетила меня. После Отечественной войны инвалидов и страшно изуродованных было на улицах неизмеримо больше, пока Сталин не убрал их с глаз долой на Валаам или еще куда. Конечно, побирались, пьянствовали, но в основном сбивались в инвалидские артели – чинили, латали, штопали – и на честный хлебушек хватало.
Кому в укор был человек —Без ног, в заштопанной шинели?Однажды взяли всех калекИ разом их куда-то дели.Солдат, обрубленный войной,Кому жалеть? Ну что за дурость.Страна моя, какой винойТы в одночасье захлебнулась?Их всех, за честь родной землиПод бомбы вставших и под пули,НеНаверное, есть силы и у этих ребят, если целый день могут простоять на одной ноге с костылем, да еще песни петь. Поэтому так мало попадается их в Питере – большинству претит униженно клянчить с плакатом «Помогите инвалидам Чеченской войны». Слепые от рождения или от болезни, сам видел, – и те работают, собирают комнатные выключатели, – плохие, правда. А вы… вы же солдаты! Надо держаться…
Константин Ваншенкин † 2003
А в Пюхтицком Свято-Успенском монастыре подошла ко мне незнакомая инокиня и подарила носочек Виленского святого мученика Антония – в благодарность за искренность в «Записках редактора». Не скрою, приятно, хотя, если разобраться, искренность есть Божий дар и ничего твоего; а все равно радостно, что читают: не так легко открывать людям свои, пусть прошлые, но худые дела и мысли. Наверное, многие считают меня плохим христианином (что, в общем-то, верно) еще и потому, что мое тайное становится явным по воле Божией и моей, но подвигает к этому Сам Господь, а ты лишь преодолеваешь мешающую стыдливость и подбираешь слова… «Совесть, – по выражению А.И. Ильина, – есть первый и глубочайший источник чувства ответственности, совесть есть основной акт внутреннего самоосвобождения». Если серьезно заинтересуетесь этим вопросом, прочитайте главу четвертую «О совести» книги И. А. Ильина «Путь духовного обновления», т. I., 1996.
Еще в Пюхтице исповедовался пожилому протоиерею о. Димитрию. И так легко стало рядом с ним, что все перемешалось в моей исповеди – и грехи, и невзгоды, и болезни, и недоумения. Все выслушал батюшка терпеливо. А выслушав и наложив епитрахиль на грешную голову, только и сказал: «Какой ты простой!» Слезы брызнули из глаз и я упал перед исповедником на колени. А батюшка, отпустив грехи, поцеловал в лоб и добавил: «Газету не бросай, во всем уповай на Бога, парень!» Редко так случается: исповедь, как выдох – и священник, готовый взять твой груз на себя… «Содеянный грех почти тотчас гонит кающегося к Богу, как только он примет в чувство зловоние, тяготу и неистовство греха. Человека же, не хотящего покаяться, грех удерживает при себе и вяжет его неразрешимыми узами, делая сильнейшими и лютейшими его пагубные пожелания» (Св. Иоанн Карпатский).
Во мгле настороженной русской,Где праздный шатается люд,По тропке заснеженной, узкой,Монахини тихо идут.Идут и, как будто, теплеютЛучи безымянной звезды,А там, где деревья темнеют, —Там Матери Божьей следы.Свершается, Ею хранимый,Сестер монастырских обход,По кроткой молитве за нимиДо утра преграда встает.И злобствует адова силаЗа этой незримой стеной,И мечется рой чернокрылый,И мерзкий сгущается вой,И камням становится жутко,И в сердце проносится крик,И, кажется, колокол чуткийУже напрягает язык…Но спи, растревоженный житель,Монахини входят во храм, —Стоит нерушимо обитель,К святым прилепившись мощам.В
Финны да эстонцы по несколько раз в день заходят в сауну погреться. Не в привычку это русскому человеку. Баня – праздник после трудовой недели, баня – лечебница при любых болезнях. У русского все в свою меру – и работа, и отдых, и веселье. А что для русского хорошо, для немца – смерть! Гуляй, гуляй, веничек, по распаренному телу, пока хозяин с криком не взмолится: «Будет!» – и выльет на дымящиеся от жара волосы ушат ледяной воды. А попив кваску, повторит процедуру до полного изнеможения. Потом, когда уж сердцу невмочь, вываливаются из присевшей в землю от времени баньки враз помолодевшие мужики с приставшими к спине листочками березки. С легким паром!
А вот она и баня,Стоит у самой речки.Попаришься немного,Глядишь, и сразу легче.Он взял тяжелый ковшик,Плеснул воды на каменьИ ощутил блаженствоСпиной, плечом, боками,Коленкою и локтем,Ноздрей и русым чубом.Нет, не напрасно предкиСчитали баню чудом.Ах, баня! Храм здоровья,Телесная услада.Для этого леченьяЛекарствия не надо!Пусть мне сегодня приснится мама», – прошу свою путешествующую по ночам душу.
Но мама не снится ни в первую, ни во вторую, ни в третью ночь. Выходит, Господь не исполнил моей просьбы? – думаю с огорчением. Но все эти дни и перед сном я неустанно думал о маме, и разговаривал с ней, и сожалел о прошедшем, и молился о упокоении ее души. Я просил о встрече во сне, а получается, случилась она в яви…
Уйду. Бывает, свет забуду.Вернусь – в окне сияет вестьЗлатая… Верю Божью чуду,Что мама дома, мама есть!Надеждой странною ведома,Скорее к маме – дом не пуст…Теперь в раю она, как дома.Не зря все дни о ней молюсь.Тестя похоронили на Северном кладбище, где сотни тысяч людей нашли свое последнее пристанище. И близкие с любовью обихаживают их скромные могилы. И мы с женой бываем на кладбище, пытаемся вырастить цветы на выжженной от солнца земле.
Но, признаюсь, я не люблю приезжать сюда: неподалеку расположены совхозные свинофермы, и ветер, дующий оттуда, разносит по всему кладбищу сильнейший «аромат» нечистот. Додуматься до подобного могли только те, кто ни во что не ставит ни жизнь человеческую, ни память людскую. Испокон века на Руси для погоста миром выбирали лучшие места, на возвышении, с песчаной почвой и лесом. На кладбище имели обыкновение приходить почаще – подумать о вечном, стряхнуть земное, поклониться предкам. А уж о коровниках поблизости и говорить стыдно: хоронили христиан по-христиански: кладбище почиталось святым местом. И весь сказ.
Спят мои родители под соснами,проложив незримый к небу мост,тихими задумчивыми звездамиозарен их праведный погост.Надоело им на свете маяться,и сюда, под тихий свод небес,соловьи весенние слетаются,чтобы их утешить, наконец.Вот и мы, земли печальной жители,утешенья царственного ждем.Спите, наши милые родители,скоро мы под сосны к вам придем.Все тогда обсудим, без сомнения,и, от временных избавясь пут,разные земные поколениянавсегда друг друга обретут.