Былое и думы собаки Диты
Шрифт:
Еще Па говорит, что, если в машину садится теща, то есть Ба, всегда что-нибудь происходит. Действительно, однажды, когда мы ехали с Ба в машине, вдруг повалил дым. Па быстро остановил Штеерушу и скомандовал:
— Все выметайтесь из машины! Живо!
Мы мигом оказались на улице, я даже удивилась: Ба обычно очень долго, с кряхтеньем и стонами, усаживается в машину и вылезает из нее, а тут — одним прыжком, быстрее меня выскочила.
Оказалось, как раз под тем сиденьем, на котором восседала Ба, загорелся аккумулятор.
В другой раз, опять с Ба, нас стукнула сзади
В общем, они оторвали у нас глушитель, и всю остальную дорогу до дома — считай, пол-Москвы — на нас не только прохожие оглядывались, но люди даже из автобусов и троллейбусов высовывались, бросались к окнам домов, с таким ревом мы ехали. Когда нас стукнуло, у Ма голова так откинулась назад, что чуть совсем не оторвалась. У нее потом шея две недели болела, но она не жаловалась, потому что, по мнению Па, когда ему приходилось вести машину, во всем и всегда была виновата Ма — «сама напросилась».
Поэтому в Пушкино и на дачу мы чаще всего ездили на электричке.
Пушкино
Пушкино — это место, которое Па и Тарь любят больше всего на свете, это их малая родина, родительский дом, начало начал. Там они выросли. Там же, в Пушкино, кроме родителей Па и Таря — бабы Сони и деда Левы — жила еще большая родня, и у всех были дети: у тети Стеры — трое, Соня, Вова и Женя, у дяди Давида — Аня и Гриша, у дяди Гриши — Нора. Летом приезжали еще племянницы из Москвы — Лена и Клара.
Вот такая компания!
Сейчас они все выросли, у всех свои семьи, и когда они приходят к нам в гости, Рыжуша все время ждет, не начнут ли они вспоминать свое детство, она обожает эти рассказы, слушает, раскрыв рот, и весело смеется со всеми вместе.
А вообще-то Пушкино — это городок под Москвой, который во времена их детства был наполовину деревней, наполовину дачным поселком.
Поэтому про свою семью Па шутит, что они, как мужики из сочинения гимназистки Наденьки у Чехова, «жили на даче и зимой и летом».
Их дом был, действительно, бывшей дачей начальника Московской милиции — большой, двухэтажный, деревянный. После того как самого начальника арестовали, дом разделили на несколько квартир.
Вокруг был когда-то огромный двор, даже можно сказать, лесной участок. Дед Лева говорил, что, когда они только туда приехали, во дворе можно было собирать белые грибы. Потом весь дом был распродан, в него въехало восемь семей; большую часть деревьев вырубили и понастроили сараев, в которых жильцы держали запасы продуктов, дров и всякую живность — кур, коров. Но двор все равно остался очень большим.
Все удобства были, конечно, тоже во дворе — и уборная, и вода из колодца. Но это обстоятельство тогда мало кого смущало, особенно основное население дома — детей.
Их было множество, почему-то преимущественно мальчишек.
Тарь дрессировал Райда — все собаки в семье всегда назывались Райдами. Тарь был очень ловким, он лазил по деревьям, как белка; все спорилось у него в руках, он мог даже подоить корову, если мамы не было дома; но он был ужасный спорщик и драчлив, как петух.
А Па гонял голубей, занимал первые места в велосипедных гонках, был смелым и щедрым, но удержу ни в чем не знал, был вспыльчив и в гневе опасен. Па на два года старше Таря, у них были разные компании и разные занятия. На улице Па всегда выручал забияку Таря, но дома они дрались не на жизнь, а на смерть, в том числе билльярдными киями.
В семье были строжайше запрещены все азартные игры, включая шахматы. Ничего не помогало. Схватка могла начаться из-за любого пустяка и заканчивалась обычно тем, что в бой вмешивалась их бабушка с криком:
— Люди добрые! Они же поубивают друг друга! — Она хватала их за вихры и больно сталкивала лбами. Бабушка была суровая старушка, все в семье относились к ней с большим почтением, и вырываться из ее рук братья не смели.
Наконец жертвой междоусобицы пал чайный сервиз — фамильная гордость! Он всегда красовался на самом видном месте в буфете. Там его и нашел пущенный в драке футбольный мяч.
Но переполнил чашу родительского терпения даже не сервиз, а очередная история с Тарем. Он поклялся во дворе «на спор», что пролежит под мчащейся во весь опор электричкой, и уже улегся между рельсами, когда подоспевший в последнюю минуту Па силой извлек его оттуда, визжащего и упирающегося.
Па сам, лично, мог сколько угодно в драках подвергать риску Тарины жизнь и здоровье, но больше никому этого не позволял, в том числе самому Тарю.
Бедные родители попытались победить это буйство силой искусства: они купили пианино и наняли учителя музыки.
Надо сказать, в доме жили разные люди. Например, верхний сосед был большой шутник. Он любил выловить в колодце чье-то случайно туда упавшее ведро и кричать на весь двор:
— Чье ведро? Чье ведро?
Все хозяйки высовывались из окон, и наконец одна из них опознавала свою потерю:
— Мое! Мое ведро!
Сосед переспрашивал:
— Твое ведро? Ты хорошо посмотрела, Фрума?
— Да мое! Мое! — надрывалась счастливая соседка.
— Твое? Ну и лови его тогда сама! — говорил шутник и бросал ведро обратно в колодец.
У этого добряка тоже были сыновья, целых трое, и он никак не мог допустить, чтобы его дети росли балбесами, пока Па и Тарь будут получать музыкальное образование.
За ним поднялись родители и остальных мальчишек во дворе. Их разгоряченному воображению уже представилась страшная картина: Па и Тарь в шелковых рубашках и бархатных курточках идут через двор с нотными папками под мышкой.