Быстрее империй
Шрифт:
А в перспект… черт! Через несколько лет, если всё как надо пойдёт, каждый получит здесь собственный дом. Кто захочет завести своё дело — помогу деньгами, инструмент добуду.
Ну а кого не устраивает такой расклад, кто и дальше зверя желает бить, удерживать не стану. Грузитесь на корабль и валите обратно на севера. Там ещё годик промыслов и окончательный расчёт. Или в пополнение другим артелям. Так что думайте, совещайтесь, но решайте каждый за себя. Через неделю жду ответа.
Зверобои продолжали угрюмо молчать. Затем послышались едва слышные
Трудно так вот сразу решиться на смену привычного образа жизни. Но и возвращаться на вольные хлеба тоже не простое решение. На то парням и дана была целая неделя, чтобы переварить предложение.
Пока народ раздумывал над новыми веяниями, мы с Тропининым и Чижом восстанавливали план города, хотя вышагивал я уже не с тем энтузиазмом, что прежде. Теперь меня вела не столько гордость, сколько упрямство и злость. Чёрта лысого я позволю этим уродам похоронить мечту!
Оказалось, что за время моего отсутствия в окрестностях протоптали довольно много тропинок. Одни углублялись в лес, где собирали грибы или охотились, другие вели к источникам пресной воды. Третьи к поселениям индейцев. И я задумался, а не сделать ли улицы на их месте. Ведь, если подумать, в городах главные улицы и возникали на месте дорог. И не надо мудрить с парками, которые никуда не денутся и обязательно найдут свое место на плане. Я сразу же поделился озарением с Тропининым.
— Как в Новосибирске, — заметил Лёшка, ничуть не удивившись.
— А что в Новосибирске?
— Известная же история. Там в Академгородке проектировщики не стали заранее планировать дорожки и тем более класть асфальт. Они подождали, пока люди сами протопчут такие и там, какие и где им нужны. И только тогда уже занесли в план по факту. Легализовали, так сказать.
— Верно, — кивнул я. — Дураков в академики не берут. Вот и мы так поступим.
Старые планы полетели в печь. От них остались лишь набережные и улица, что шла к каменной горке. Она совпала с одной из протоптанных троп.
Через неделю мы провожали Яшку. Он уходил на Кадьяк за новой партией колонистов и увозил тех, кто решил вновь заняться промыслами или вовсе вернуться в Охотск. Таких набралось с полсотни. Остальные пусть и не горели желанием строить город, всё же предпочли тёплый климат Ванкувера, а быть может, решили не спешить, переждать. Рассудили, что сбежать из рая успеют всегда или понадеялись, что мои планы останутся планами, перегорю, успокоюсь. На это я в основном и рассчитывал. Пусть тешат себя надеждой.
— Пора браться за дело, — сказал я, проводив взглядом парус.
— За какое? — спросил Тропинин. — Ты тут столько всего напланировал.
— А с чего начали персонажи «Таинственного острова»?
— Не припомню, давно смотрел. С нитроглицерина? Так я готов!
— Смотрел… — проворчал я. — Тоже мне, дети телевизора. Не считая мелочей, вроде
Мне всегда нравилась застройка из красного кирпича. Неважно была ли то готика, или псевдоготика, викторианский или древнерусский стиль или даже их имитация. Мне нравились корпуса уральских заводов, массивные опоры мостов, крепости и тюрьмы, пожарные каланчи, торговые ряды и доходные дома. К выбору архитектурного стиля подталкивала и сама жизнь — ассортимент эпохи отличался скудностью, и другого кирпича кроме красного или на худой конец желтого, мне пока что не попадалось.
— Возможно, в детстве нам слишком долго внушали любовь к Красной Площади, — попытался я обосновать свои вкусы Тропинину. — Хотя как раз московский кремль и раздражал всегда своей нарочитой парадностью и пряничностью.
— Пряничность тебе точно не грозит, — возразил Лёшка. — Скорее наоборот выйдет. Это в отдельности такие здания выглядят оригинально. Ты просто привык к железобетонной застройке, вот и млеешь от всего необычного. А представь себе целый город из красного кирпича. Он будет смотреться несколько мрачновато.
— Пожалуй, — согласился я. — Во всяком случае, набережные хотелось бы видеть светлыми, чтобы отражались в воде белыми фасадами.
— Ну, с фасадами просто. Покроешь штукатуркой, побелишь и все дела.
Мне почему-то вспомнилась череда провинциальных вокзалов. Сколько повидал я их в прошлом, которое будущее. И почти всегда содрогался от ржавых подтёков, трещин и сколов.
— Облупленная штукатурка вызывает у меня депрессию, а облезать она начинает, похоже, ещё до окончания работ.
— Странные вопросы тебя волнуют, — засмеялся Тропинин. — Ты ещё не построил ни единого домика, а уже морщишься от облезлых фасадов.
— Тут две сотни мужиков! — воскликнул я. — Ну полторы. Неужели этого мало, чтобы поставить хотя бы набережную?
Оказалось что мало. Опытных каменщиков среди промышленников не нашлось. На фронтире кирпич не жаловали и даже печи сооружали из сырой глины, а обжигали уже в процессе эксплуатации. Самым крупным специалистом оказался Расстрига. В прежние времена он иногда наблюдал за работой монастырских строителей — «Сам не едал, но мой дядя видал, как его барин едал». Так что и этим делом пришлось заняться лично.
Рассказ Расстриги весьма кстати навел на идею, где искать концы. Правда это означало очередную отлучку.
Перед отъездом, дабы пресечь новое расползание тунеядства, мы с Комковым нагрузили людей, чем только могли. Составили список неотложных дел. Отрядили партии на рубку леса, промысел рыбы, на охоту. Отправили поисковые группы на розыск глины, строительного песка, известняка.
— Места, где взяли, запоминайте, образцы заворачивайте в тряпицу, напутствовал я. — Камень ищите белый. Там дальше к северо-востоку должны быть залежи хорошего известняка.