Быстроногий олень. Книга 2
Шрифт:
— Зачем колоть? — закричала Нояно. Расстегнув свою дошку, она достала из внутреннего кармана шприц с сывороткой.
— Лечить оленя будем! — запыхавшись, сказала она, подбегая к пастухам, повалившим быка на снег.
— Лечить? — изумленно спросил кто-то.
— Как это от бешенства лечить?.. Мы всегда таких… кололи, — сказал Мэвэт.
— Лечить будем! — властно повторила Нояно. — Оленю этому незачем умирать, пусть живет.
Весть о случае в бригаде Мэвэта разнеслась по всей янрайской тундре. Почти целый месяц следили оленеводы за быком, которого лечила Нояно. Многие утверждали, что бык все равно взбесится. Но олень, как всегда, был здоровым, сильным. Наконец наступило время, когда и
Когда его снова выпустили в стадо, Нояно подошла к Мэвэту и не без лукавства спросила:
— Хоть теперь-то ты разрешишь мне измерить «Невзбесившегося»! Надо… мне…
Мэвэт согнал с лица добрую усмешку и строго сказал:
— Меряй… Если надо, можешь и других мерять… Это, наверное, вреда не принесет, а вот будет ли польза — увидим потом.
9
Журба объезжал стойбища, проверяя работу своих ликбезных пунктов. Так они с Нояно были часто в разъездах по янрайской тундре. В стойбище бригады Мэвэта он получил записку от Нояно, в которой она писала, что оленеводы бригады Орая ждут его и обижаются.
Прочитав записку, Журба улыбнулся, зачем-то подмигнул наблюдавшему за ним Тымнэро и сказал по-русски:
— Понимаешь, дружище: ждут и обижаются. Честное слово, мне нравится и то и другое. Редко бываю у них. Нояно права.
— Мало я еще слов русских знаю, — сокрушенно вздохнул Тымнэро. — Не понял, что ты сказал.
— Я прошу тебя быть моим проводником до стойбища Орая, вот что я сказал!
— Проводником до стойбища Орая? — оживился Тымнэро. — Поеду, обязательно поеду, если отец отпустит. Только это далеко, очень далеко… Там, за высоким перевалом. В тех местах в этом году и Чымнэ кочует…
Через час Владимир и Тымнэро уже скакали на оленях по голубым снежным просторам, каждый на своей упряжке в пару оленей.
Вечерняя заря, недавно сменившая утреннюю, постепенно выцветала. Вскоре наступила ночь. Журба и Тымнэро долго ехали во тьме.
Предстояло преодолеть большой перевал одного из отрогов Анадырского хребта. Перед перевалом путники остановились на отдых.
Олени сразу же принялись разгребать снег. Опустив головы к выбитым копытами ямкам, они острыми зубами подрезали ягель, торопливо подбирали его твердыми губами.
Наломав сухого кустарника, Владимир и Тымнэро разожгли костер, вскипятили чай. Владимир с огромным удовольствием пил крепкий чай, обхватив озябшими руками горячую кружку.
Закурив после ужина, Тымнэро лег на спину на разостланную шкуру, заложив руки за голову. Глаза его смотрели куда-то далеко-далеко, в молчаливый, таинственный звездный мир.
«Об Аймынэ своей, наверное, мечтает» — подумал Владимир, поправляя в костре головни.
Вытащив из-за пояса снеговыбивалку, Тымнэро указал на Полярную звезду:
— Вот эта у нас называется Элькеп-енэр [3] . Старики говорят, что у нее своя яранга есть, изо льда построена. На вершине ее огонек горит. Эта звезда в середине неба расположена. Над ее ярангой дыра есть. Через эту дыру в другой мир попасть можно.
Журба заинтересовался.
— А вон те как называются? — показал он на Арктур и Вегу.
— Леутти [4] , — ответил Тымнэро, все так же задумчиво глядя в небо. — Ночью, когда гор нету, дорогу правильную трудно найти. Надо смотреть, как Леутти расположены. Тогда путь правильный найдешь.
3
Элькеп-енэр — гвоздь-звезда.
4
Леутти —
Владимир указал на созвездие Ориона.
— А вон та Пультэннин [5] называется, — Тымнэро почему-то улыбнулся. — Пультэннин — хороший стрелок из лука. Но видишь, у него горбатая спина. Понимаешь, нехорошее с ним случилось. Вот посмотри на те звезды, — Тымнэро указал на созвездие Льва. — Называются они Вэтчанаут [6] . Это жена Пультэннина. Приревновала она его к Нэускат-емкып [7] , — Тымнэро показал на созвездие Плеяд. — Рассердилась Вэтчанаут и ударила своего мужа кроильной доской по спине. С тех пор он и стал горбатым. А вон звезды, которые левее Пультэннина рассыпаны, это его дочери. Они к леворучному рассвету бегут. Видишь, какие светлые и ласковые звезды. Красивые дочери у Пультэннина, ясные глаза у них. А к рассвету они потому бегут, что хотят повстречать своего доброго дедушку, который утром в красных одеждах на меднорогих оленях в небо выезжает.
5
Пультэннин — кривоспинник.
6
Вэтчанаут — стоящая женщина.
7
Нэускат-емкып — группа женщин.
— Солнце, что ли? — спросил Владимир.
— Да, их дедушка — солнце, — подтвердил Тымнэро и указал на созвездие Большой Медведицы. — Вон Вэлитконаулит [8] . Когда-то они вон по той реке плыли, — юноша широким жестом показал на Млечный путь. — С пращами плыли, чтобы дедушку в красных одеждах от бешеных волков спасти, — их луна на него напустила.
— Целый мир легенд и сказок! — воскликнул по-русски Журба и начал рыться в портфеле, вытащив его из нерпичьего мешка.
8
Вэлытконаулит — пращеметатели.
— Подожди, Тымнэро, не рассказывай дальше, — обратился он к юноше по-чукотски. — Я сейчас все запишу.
Достав блокнот, Журба принялся быстро записывать все, что услыхал о звездах от Тымнэро. Руки его коченели на морозе. Владимир дул на них, с сожалением поглядывая на потухший костер, и снова принимался писать. Тымнэро смотрел на него с любопытством, но без удивления: он уже привык, что русский никогда не расставался ни с карандашом, ни с блокнотом.
— Ну, ну, рассказывай, рассказывай, Тымнэро, — попросил Владимир, с ожесточением дуя на руки.
Тымнэро оглянулся на прилегших оленей и стал рассказывать дальше. Владимир слушал его и изумлялся богатейшей фантазии чукотского народа, составившего чудесную легенду о небе. В легенде ясно чувствовались и глубокое поэтическое ощущение красоты, и горячее стремление проникнуть в тайны мироздания, и любознательность следопытов, для которых звезды служили и часами, и календарем, и компасом, и путевыми маяками.
После отдыха снова тронулись в путь. Стали подыматься на перевал. Таинственным и величавым казалось безмолвие. Почти отвесные голые скалы были мрачными. Каменные столбы, напоминавшие своей формой то человека, то вздыбленного медведя, уже не один век стояли в ущельях, придавая всему окрестному виду еще большую мрачность. Люди были тут редкими гостями.