Быть Корелли

Грэм Анна

— Сочувствую, — вдруг выдала она.

Алессандро тщетно пытался услышать в её словах хотя бы намёк на сарказм, но она была искренна, и это отчего-то злило ещё сильнее.

— На вашем месте я бы не стал разбрасываться сочувствием, оно вам самой не помешает. Сейчас мы едем в больницу, потом отвезу вас в отель, переночуете, разберемся с вашим паспортом и вы уедете.

Она будто протрезвела от его резких слов. Девушка опустила голову и замолчала. Алессандро ощутил, как больно кольнула совесть.

— Как ваше имя?

— Изабелла. Изабелла Бланко.

Казалось, ее голос охрип ещё сильнее. Она отвернулась

к окну и украдкой смахнула со щеки слезу. Корелли захотелось извиниться, но он не мог подобрать слов. Остановившись возле госпиталя, он снял с манжеты платиновую запонку и протянул ей.

— Вот, закрепите платье.

Изабелла приняла её, чуть задев его палец острым кончиком ногтя, торопливо оттянула несколько нитей с каждого края, вставила в них кончики запонки и застегнула её. Вышло вполне сносно.

— Спасибо, — оно кротко улыбнулась одними уголками губ. Глаза её остались печальными.

Она сбежала из больницы, когда Алессандро отошёл к кофейному автомату. Вместе с запонкой стоимостью примерно три тысячи долларов. Наверное, её «бриллианты» были не настоящими, разве разглядишь в темноте? Он не стал заявлять в полицию, три тысячи — не слишком большая потеря, но он запомнил и, кажется, запомнил навсегда её большие, подёрнутые влажной пеленой глаза и имя, сладко-пряное, как ореховый ликёр. Изабелла Бланко.

Глава 4. Благочестивая содержанка

Он встретил её снова на ежегодном мэрском балу. На ней было платье цвета шампанского, оно сияло, искрилось в свете тысяч свечей, оттеняя её смуглую кожу, и она сама сияла — на ту себя, плачущую, избитую, утопающую в отчаянии — она была совсем не похожа. Рядом с ней был прокурор Хамфри Осборн — приземистый мужчина за пятьдесят с залысиной, лоснящимся от пота лицом и огромным брюхом. Алессандро вспомнил, что Габи в шутку называла его помесью бладхаунда и старого, разжиревшего мопса, но тогда Корелли не придавал значения его внешности.

Потому что тогда он не знал, с кем прокурор спит.

Изабелла скромно держала руку у него на плече. На своих огромных шпильках она была выше его на голову, наверное, поэтому господину прокурору удобнее было держать её за зад, а не за талию. Его вполне можно было представить с плетью в руке — Хамфри Осборн слыл заядлым охотником и любителем необычных экспериментов, но этим слухам Алессандро ровно так же не придавал значения.

Потому что тогда он не знал, с кем прокурор спит.

Осборн находился на прикорме у Фальконе, но в Семье не состоял. Мир оказался чертовски тесен.

Наверное, Корелли слишком долго её разглядывал — Изабелла почувствовала, что на неё смотрят, повернулась, врезалась взглядом в толпу. И замерла, когда увидела Алессандро. Пристально глядя ей в глаза и криво улыбаясь, Корелли отсалютовал полупустым бокалом шампанского. Изабелла спешно отвернулась. Ему показалось, что она покраснела, даже несмотря на толстый слой грима.

— Надеюсь, ты не собираешься просить моей руки взамен Габриэле?

Алессандро пришлось сфокусировать взгляд — перед ним, закрыв собой Изабеллу Бланко, стояла Бьянка Фальконе, младшая сестра его покойной жены. У неё было круглое лицо, лоб сердечком и вздернутый,

маленький нос. Бьянка всегда напоминала ему поросёнка. В ярко-розовом платье с юбкой-пачкой она походила на свинью ещё больше, несмотря на то, что была тощей, как плеть. Характером она вышла куда мерзее Габриэле — Алессандро никогда не мог найти с ней общего языка, и даже простое обсуждение погоды порой перерастало в обмен колкостями. Следуя этикету, она приятно улыбалась (насколько могла быть приятна улыбка на её неприятном лице), но глаза её горели злобой, и в словах её открыто угадывалось истинное отношение к нему. Она ненавидела его за то, что он выбрал Габриэле. И, конечно же, за то, что убил её.

— Нет, я не совершу такой ошибки.

Его ответная улыбка была похожа на оскал. Алессандро покинул зал, оставив розовое облако, состоящее из многих метров ткани и одной Бьянки Фальконе, наедине со своей ненавистью.

Он вышел на балкон, поставил тонкий хрустальный бокал на парапет, ослабил бабочку и вдохнул свежего вечернего воздуха.

Балы проводились в недавно отстроенном коттедже на левом берегу Мичигана. Его окружал самый настоящий ров и искусственно высаженный лес. К тонко выкованным воротам высотой в два человеческих роста прилагался изящный мост и богато украшенные кареты с ряжеными лакеями, на которых гостей довозили прямо до парадного входа. Коттедж больше напоминал Алессандро дворец и отчасти родительский дом. Он никогда не понимал, отчего старшее поколение так тяготеет к доцивилизованным временам. Наверное, оттого, что тогда законом была сила…

Изначально коттедж и территория вокруг него должны были отойти под клинику для онкобольных, но в один момент в каких-то документах нашли какое-то несоответствие каким-то нормам (Алессандро хорошо знал, как такое бывает) и земля вместе с постройками оказалась на аукционе, откуда ушла в руки Луке Фальконе — владельцу многих тысяч квадратных метров коммерческой недвижимости Чикаго и по совместительству близкому другу мэра. Фальконе, в свою очередь, сдавал площадку в аренду мэрии по рискованно завышенным расценкам. В процесс никто не вмешивался, все были сыты и довольны.

На мэрский бал обычно приглашали крупных чиновников и видных бизнесменов. Члены самых влиятельных итальянских семей — Винчи, Корелли, Фальконе и Понтедра — а так же их приближенные, давно и крепко внедрившиеся в официальные структуры, были как среди тех, так и среди других. Руссо по понятным причинам присутствовать не мог, Данте не хотел, Джулиано опаздывал, общаться с кем-либо из «друзей» Семьи — судьёй Савойей, начальником таможенной службы Ксандером, управляющим банка «Чикаго» Нессером — у него не было никакого желания. Он надеялся, что это не связано со страшным разочарованием, которое настигло его при виде Изабеллы Бланко.

— Я должна вернуть вам это.

Казалось, тяжёлый, хриплый, пробирающий до нутра голос Изабеллы Бланко обрёл плоть и коснулся его со спины, но то был лишь порыв ветра. Алессандро ощутил горьковатые нотки рассеянного в воздухе аромата мандарина. Он повернул голову. Возле бокала блестела его запонка. Изабелла стояла у парапета, всматриваясь вдаль.

— Я вижу, далеко вы не ушли, синьорина Бланко, — криво ухмыльнувшись, Корелли взял бокал и осушил его до дна. Запонку он спрятал в карман брюк. Она всё ещё хранила тепло её пальцев.