Быть русским художником
Шрифт:
Видать, давнее это наваждение, коли тревожило оно душу Александра Сергеевича Пушкина.
Вы, наверное, заметили, что члены союза антихриста, дабы продемонстрировать сплоченность рядов, свои сборища предпочитают называть не выставками, а акциями.
Недавно показали по телевидению очередную такую акцию. Собравшиеся на нее с жадностью поедали труп Ленина вместе с гробом. Правда, это блюдо было приготовлено из кексов в натуральную величину, а с помощью цветного крема художникам удалось добиться убедительного сходства с мумией. Вот, кстати, пример лукавого реализма.
Я-то думаю, что эта творческая акция мало чем отличается
Есть в этом что-то общее, хотя в одном случае трупоедение – это творческая концепция, а в другом – факт жизни; правда, есть и различия – людоед это делал тайно, а авангардисты – на тусовке. А в остальном дело вкуса: кто любит кекс, кто любит мясо… Хотя и с мясом у бесов уже была акция – резали публично и ритуально на своем сборище поросенка.
Ладно бы все это происходило в кошмарном сне, так нет же, явилась ко мне эта реальность в бессонную ночь – теперь лежи, мучайся…
Вот уж что не хотелось бы мне сегодня ночью видеть, так это политические сюжеты. Это слишком неподходящее для бессонницы зрелище, и я тороплюсь убрать со своего экрана все, что связано с политикой.
Я даже открыл для себя формулу: там, где начинается политика – кончается искусство. Хотя, с моей точки зрения, существует определенная связь искусства с политической обстановкой в государстве. История – наука строгая, поэтому я не буду глубоко забираться, а ограничусь нашим столетием.
Но прежде чем я приведу примеры, замечу, что независимо от нашего отношения к традиционному и авангардному искусству, можно отметить определенную закономерность: как только одно направление начинает доминировать, другое превращается в андеграунд и уходит в оппозицию.
А теперь возьмем начало XX века, до Первой мировой войны. Когда Россия находилась на высоком уровне государственного развития, в искусстве царил реализм. Как только в результате поражения в войне и октябрьского переворота 1917 года государство пришло в упадок, ведущее место в искусстве занимает воспевающий революционные перемены авангард 1920-1930-х годов, а реализм изгоняется не только из выставочных залов, но и из художественных учебных заведений.
Сороковые и пятидесятые годы, отмеченные индустриальным строительством и победой во Второй мировой войне, несомненно следует отнести к периоду укрепления государства. Это время связано с доминированием реализма и бескомпромиссной борьбой с формализмом, особый вклад в которую принадлежит искусствоведам.
В шестидесятые началось раскачивание государства, появились диссиденты, закладывается бомба под территориальную целостность: Крым передается Украине и, наконец, происходит переворот во власти. Западники, естественно, называют это время «оттепелью». И этот период отмечается в искусстве многочисленными авангардными выставками, несущими общую концепцию инакомыслия. Еще можно вспомнить чахлое, оттого и недолговечное, хотя и любимое дитя искусствоведов – «суровый стиль».
Шестидесятники с гордостью вспоминают сегодня это время, понимая, что именно оно было прологом к тщательно подготавливаемому крушению государства.
Но,
Наконец, в девяностые годы – поражение в холодной войне. Распад государства, цинично называемый перестройкой, гражданская война, беженцы, безработица…
Как только рухнуло государство – из всех щелей вылезли наружу и захватили телевидение, радио, театры, кино, выставочные залы такие беспредельные авангардисты, что их «бездарные» предшественники выглядят шалунами. В униженном и разрушенном государстве и реализм стал андеграундом.
Выходит, что приоритет реалистического направления в нашем искусстве приходится на период подъема и стабильности государства. А я верю в возрождение России, которой еще понадобится реализм.
Если эти мои расчеты и предчувствия верны, то произойдет это в первое десятилетие XXI века. Кому-то эти предчувствия не покажутся убедительными. Меня это вовсе не огорчит.
Мы все одинаково далеки от истины – она недоступна миру сему. А доступная нам правда у каждого своя.
Как это ни покажется странным, но я не вижу ничего драматичного в том, что реалистическое искусство осталось невостребованным и не сделалось выразителем всего того, что происходит сегодня в стране. Во-первых, нынешнее общественное сознание замешано на антисоциалистических идеях и аллергия к соцреализму распространяется и на реализм. Во-вторых, парадоксальный язык авангарда точнее и органичнее передает противоречивые и болезненные события наших дней. Что же касается восприятия авангарда, то эстетика, свободная от этики, легко превращая творчество в дьявольскую изобретательность, быстро распространяется по горизонтали, по поверхности сознания и легко усваивается. Но безнравственная эстетика может быть востребована только безнравственным обществом.
Может показаться, что я слишком настойчиво задерживаю внимание на двух противоположных формах выражения. Но для меня это не теоретические рассуждения, а скорее попытка объяснить словами то, что я делаю кистью и почему я это делаю. Для этого мне придется на некоторое время вернуться к реалистическому языку.
Настойчивые попытки многих теоретиков похоронить реализм под обломками соцреализма, безусловно, лукавы. Соцреализм просуществовал ровно столько, сколько и сам социализм. И на самом деле, вряд ли кому сегодня придет в голову писать картину «Ленин в Разливе» или «На III съезде РСДРП».
Но реализм был до социализма и, безусловно, останется после него. А временное изгнание, скорее, пойдет ему на пользу. Потому хотя бы, что реализм наконец вырвался из политических объятий и социальной зависимости; он освободился от принудительного сожительства со зрителем. Это дает возможность реализму стать элитарным.
В выборе между этикой и эстетикой художники православного мировосприятия всегда ставили на первое место этику. Это ничуть не умаляет значения художественной формы. Напротив, именно в русском реалистическом искусстве мы находим очевидные примеры эстетических высот.