Быть воином
Шрифт:
— Развлекайся.
— А ты?
— Я должен еще кое-что сделать, — усмехнулся тот.
Вечеринка не шибко отличалась от тех, в которых Пэрис участвовал раньше. Раньше у него был фирменный способ, как мгновенно привести себя в отличное настроение — с ходу накатить пару коктейлей, а спустя полчаса еще и принять дозу легкой «дури», и жизнь сразу расцвечивалась множеством ярких красок, а все проблемы исчезали, улетучиваясь как дым. Но этот Пэрис знал о жизни намного больше того, чтобы вновь попытаться спрятаться от мира в сладких грезах. Впрочем, наблюдать за вечеринкой с ее, так сказать, изнаночной стороны,
Около полуночи Пэрис передислоцировался поближе к бару. Ему уже стало скучновато. Он даже слегка недоумевал, как раньше мог находиться на подобных мероприятиях до самого утра. А потом еще жутко жалеть, что столь классное действо закончилось и с нетерпением ждать следующего. Причем дело было не столько в том, что все это действо не согласовывалось с некими жизненными принципами этого Пэриса, просто ему действительно стало скучно. Он сделал глоток коктейля из стакана, который сжимал в руке с самого начала вечера, и чье содержимое уменьшилось пока только наполовину, и тут из толпы выскочила какая-то девица с волосами, окрашенными под шкуру леопарда, и щедро украшенная пирсингом, и плюхнулась на барный табурет рядом с ним.
— Бобби, мне «Глаз урагана»! — выкрикнула она и, повернувшись к Пэрису, выдохнула: — Классно, да?
Пэрис улыбнулся и пожал плечами. Девица, прищурившись окинула его взглядом и удивленно выпалила:
— Эй, а я тебя видела! Ты же приехал вместе с апостолом.
— С апостолом? — удивленно переспросил Пэрис.
— Ну да. С Ники-хитрецом. Ведь так? — девица тут же придвинулась к нему и, навалившись на его локоть весьма неплохой грудью, которую, судя по ощущениям, она совершенно не желала ограничивать никакими лифчиками, спросила: — А ты давно практикуешь либертинаж?
— Что? — не поняв, переспросил Пэрис.
— Либертинаж.
— А что это такое?
— Да ладно тебе, — недоверчиво воскликнула она. Но затем все-таки пояснила: — Либертинаж — это абсолютная свобода. Жизнь за гранью добра и зла. Когда ты отбрасываешь все — и всяческие рамки, и правила, и в твоей жизни все посвящено только абсолютной свободе и получению самого полного, редкого и экзотического наслаждения. — Девица мечтательно закатила глаза, потом вновь взглянула на Пэриса. — Если ты этого не знаешь, то почему приехал вместе с апостолом?
— Просто мы с ним старые друзья и однокашники, — пояснил Пэрис.
— А-а, — разочарованно протянула девица, отодвигаясь от Пэриса и присасываясь к своему коктейлю.
— А кто такие апостолы? — спросил Пэрис, когда она вылакала стакан.
— Апостолы? Ну это те, кто организует Игру. Слушай… — девица окинула его заинтересованным взглядом и тут же вновь придвинулась вплотную. — Если ты на короткой ноге с Ники-хитрецом, то вполне можешь напроситься на Игру. А возьми меня с собой? Не
— Ну, меня ведь еще самого не пригласили, — отшутился Пэрис, решив не расспрашивать про Игру. Девица, конечно, попалась словоохотливая, но у него уже было достаточно информации, чтобы поразмышлять. К тому же про Игру можно будет спросить и у Ники…
— Но, если пригласят, меня не забудешь, честно? — не отставала девица.
Пэрис кивнул.
— Класс! — просияла она. — Слушай, а давай после вечеринки поедем к тебе. То есть можно, конечно, и ко мне, но у меня такой бардак. Мы с Лимб и Дади перед вечеринкой немножко расслабились, а служанка придет только утром…
В этот момент музыка внезапно стихла, и над танцполом зазвучали фанфары.
— Bay, Сюрприз! — взвизгнула девица, и в ту же секунду ее будто ветром сдуло с табурета.
— Господа, — послышался из динамиков мягко-завораживающий голос Ники, — мы представляем вам наш Сюрприз!
И тут тяжелые занавеси, перекрывавшие пространство между двумя самыми большим стойками динамиков раздвинулись, и на танцпол медленно въехал подиум, на котором была распята обнаженная девочка. Нет, там не было креста. Только четыре стойки по бокам. И ее руки, и ноги не были пробиты гвоздями. Но она была распята. Потому что кожа ее рук, ног, плеч, а также губы, соски и ноздри были пронзены сотнями крючков с маленькими колечками, от которых к четырем столбам по бокам подиума тянулись тонкие, но явно прочные нити. Так что девочка могла стоять только в крайне неудобной позе — сильно согнувшись, как будто приглашая самцов пристроиться сзади и дать волю похоти.
Толпа взревела. Девицы принялись обливать себя коктейлями и срывать с себя одежду, а голос Ники продолжил:
— Ее зовут Лилит. Первая женщина! И как первая женщина она также невинна. И так же как Лилит, она жаждет принять в себя мужское семя. Но не для того, чтобы родить и зачать. А для того чтобы получить наслаждение. И она готова его получать и доставлять.
Толпа заревела сильнее. Кое-где возникли водовороты, вызванные тем, что распаленные всем предыдущим вечером, а также зрелищем и словами Ники, некоторые парочки уже начали удовлетворять себя самыми разными способами. Впрочем, почему парочки…
— Итак, сейчас я назову имя счастливчика. Того, кто первый войдет в розовые ворота Лилит. А может, он захочет сначала попробовать сладость ее рта? Или тугое очарование ее попки? Она вся в его власти!
Толпа уже стонала, все больше и больше погружаясь в оргию, в которой смывались даже уже установившиеся привязанности. Пэрис заметил свою соседку по бару. Ее пользовали сразу трое, и она, закрыв глаза и вцепившись в ноги того, что стоял перед ее лицом, неистово дергалась всем телом.
— Итак, его имя! Это… — Ники сделал паузу, во время которой толпа если не замерала, то явно уменьшила накал и амплитуды движений, а затем закончил: — Мой старый друг и одноклассник Пэрис Сочак!
Пэрис стоял у бара, не совсем понимая, что же ему делать, а затем двинулся вперед, через мешанину сплетенных тел.
Остановившись перед склоненной головой девочки, он присел и тихо спросил:
— Сколько тебе лет?
— Что? — явно удивленная подобным вопросом, переспросила девочка, а затем, облизнув губы (при этом язык задел один из крючков, которые были воткнуты в губу, и она как-то совсем по-детски сморщилась), тихо сказала: — Двенадцать.
— Как ты здесь оказалась?
— Я… абсолютно добровольно, сэр, — испуганно прошептала девочка.