Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер
Шрифт:
В семье Беккеров все много писали друг другу. Поэтому сохранились сотни писем Паулы – в дополнение к ее дневнику и девичьему альбому. Паула – третий ребенок Беккеров. Всего их шестеро; седьмой брат умер во младенчестве. Отец, мать, дяди, тети, братья, сестры – стоит кому-нибудь разъехаться, как они сразу начинают переписываться. Это семейный долг, это ритуал, это доказательство любви.
Однажды шестнадцатилетняя Паула, уехавшая в Англию к тете Марии, чтобы научиться вести хозяйство, вернулась раньше, чем должна была. И куда более страстно, чем должна была, взялась за рисование. Мать поддерживает Паулу и даже сдает в наем комнату, чтобы оплачивать ее занятия. И отец не возражает, но какая-то профессия все равно нужна.
Но она вовсе не бросается в работу. Получив от дяди небольшой капитал, она обосновывается в Ворпсведе и записывается на знаменитые тогда курсы Макензена. Там она рисует тела, изучает лица и руки. Замечает изъяны, следы нищеты. Не делая из них сентиментальные сюжеты. Она рисует то, что видит; как потом будет рисовать тела парижан и собственное тело. Ей нравятся сильные контрасты, она нередко подчеркивает тень. Она станет экспрессионисткой, что не придется по вкусу рафинированным пейзажистам из Ворпсведе.
И тем более не понравится местным критикам, когда в 1899 году в Бременском музее состоится ее первая выставка (совместно с Кларой Вестхофф, чьи скульптуры, впрочем, были приняты более благосклонно, и Марией Бок, еще одной ученицей Макензена). Некоему Артуру Фитгеру станет дурно перед полотнами. Он и хотел бы описать их «высоким слогом», но ему в голову шли только «низкие» слова, которые он, «возмущенный» этой «прискорбной выставкой» (особенно если сравнить ее с произведениями «из сокровищницы истинного искусства немецкого народа»), предпочел не записывать. Карл Виннен, признанный местный художник, попытался защитить выбор музея, «по-рыцарски открывшего двери этим бедным дамам из Ворпсведе».
Бедная дама тем временем читает пьесы Ибсена и «Дневник» Марии Башкирцевой. Мечтает о жизни в Париже. Рисует своих моделей в деревне. Ее приглашают на творческие вечера у Отто Модерзона или Генриха Фогелера. Фогелер поет под гитару, пародируя негритянские песни, все танцуют, и Паула, как она запишет в дневник перед сном, знает, что ей очень к лицу ее новое платье зеленого бархата и что некоторые не сводят с нее глаз.
Я не знаю, как это назвать. Я не знаю, стоит ли говорить «влюбляется».
Паула Беккер склоняется к Отто Модерзону.
На выставке в Бремене в 1895 году она видела его картины. Ей в них понравилась «правдивость» – и ничего больше. А затем она в первый раз увидела его самого: «Что-то высокое, в коричневом костюме и с рыжей бородой. С мягкими и доброжелательными глазами. Его пейзажи производят глубокое, очень глубокое впечатление: осеннее солнце, пылающее и меланхоличное. Я бы хотела познакомиться с этим Модерзоном поближе». Ей непросто было освоиться в Ворпсведе. Там был, конечно, Фогелер, очаровательный художник немногим старше ее, но Фриц Овербек, другой художник, принимал ее подчеркнуто холодно. «Модерзона же я, напротив, нахожу очень привлекательным. Он милый, легкий в общении, и в его натуре мне слышится музыка, которой мне хочется аккомпанировать на своей маленькой скрипке. Его картинам уже удалось пробудить во мне интерес к нему. Он добрый мечтатель». Его мнение значимо для нее. Она часто обсуждает с отцом этого мужчину, старше нее на одиннадцать лет. А еще он «выше на семнадцать сантиметров, обладает огромной силой чувств, у него острая рыжая борода; он серьезен, почти меланхоличен, но радоваться тоже способен». Он – вылитая копия ее отца. Даже на фотографиях заметно портретное сходство: его лоб, нос и борода будто бы списаны с отца Паулы.
И лишь в одном письме к матери Паула упомянула его супругу, фрау Модерзон, «хрупкую чувственную женщину с развитой интуицией». И, хотя обычно Паула адресовала свои письма Отто «господину и госпоже Модерзон», как требовали приличия, перед самым отъездом в Париж, под предлогом возврата книги, она написала ему лично о том, как сильно ей хочется снова его увидеть.
Паула решила потратить капитал дяди Артура на учебу в Париже.
1900 год. Мир молод. Кнут Гамсун пишет о птицах и о летней любви, о молодых побегах и густых лесах. Гениальный автор «Голода» еще не стал тем нацистом, который передарит Геббельсу свою медаль, полученную вместе с Нобелевской премией. И Ницше еще не присвоили злодеи. Можно верить в царство бога Пана, в Природу и в «здесь и сейчас».
1900 год. Все произошло в 1900 году. Паула пишет своему брату Курту, что после долгих лет в дреме и грезах она, наконец, пробудилась. И что перемены в ней, быть может, удивят ее семью. Но все к лучшему. Они будут довольны. Они должны ей доверять.
Бремен – Париж, семнадцать часов на поезде. В одном купе с Паулой едет мадемуазель Клэр, артистка кабаре. Ее коллега, «молодой человек с негроидными чертами», стоит в коридоре и не решается войти в купе из-за Паулы. Но даже под ее «строгим немецким взглядом» они не перестают болтать и петь.
Клише помогают описывать сложный мир. Французы – легкомысленные скептики, ведут себя непристойно и остроумно. Немцы же, напротив, скромные и серьезные, опрятные и медлительные. Паула записалась в Академию Коларосси, где ее однокурсницы-парижанки позволяли себе называть милыми работы Родена, этого живого божества. На самом же деле они прекрасны! «Эти девицы просто не способны сказать ничего глубокого».
Камилла Клодель была студенткой в Коларосси; любовница Модильяни Жанна Эбютерн тоже туда записалась. Здесь студенткам можно было писать обнаженную натуру [3] . Женщины позировали полностью обнаженными, мужчины – в кальсонах. «К несчастью, – напишет Паула родителям, – все эти модели – „позёры“. Они знают с полдюжины поз и постоянно их повторяют». Паула пишет торжествующего усача, поднявшего подбородок и скрестившего руки на груди. На нем белые плавки; даже без одежды он выглядит парижанином.
3
В Академии Жюлиана, которую посещала Мария Башкирцева, девушки также учились вместе с молодыми людьми. Но занятия с обнаженной натурой для них проводили раздельно. По неизвестной мне причине запись на эти курсы стоила для девушек в два раза дороже, чем для юношей.
Паула ходит на курсы по анатомии в Высшую школу изящных искусств – в 1900 году она открыла двери девушкам [4] . Там много иностранок: американки, испанки, англичанки, немки, русские – все они приехали, потому что не нашли ничего подобного в своих странах. Несмотря на головную боль, которую у нее вызывают трупы (предоставленные школой медицины), Паула очень ценит этот курс. Наконец-то она поняла, что такое колено, – напишет она родителям. Катлин Кеннет, студентка из Англии, писала в 1900 году с некоторой иронией: «Сказать, что девушка двадцати лет отправилась в Париж, чтобы учиться изящным искусствам, означало, в сущности, констатировать, что она навсегда потеряна для общества». Во всяком случае, Паула считала, что учиться там «женщинам тяжелее». От них ожидали миленьких и обольстительных картин, тогда как мужчинам позволялось хулиганить. А этот прекрасный, порочный Париж! Затхлая вонь абсента, всюду – грязь и лица, напоминающие луковицы. Отец заклинал ее не гулять вечерами по Большим бульварам, потому что «там можно увидеть дурные вещи».
4
Благодаря настойчивости скульпторки Элены Берто и художницы Виржини Демон-Бретон.