Бытие и сознание
Шрифт:
Дуализму, идущему в философии нового времени от Декарта, в начале XX столетия стал все решительнее противопоставляться монизм, якобы «нейтральный», являющийся продолжением берклеанства, подставляющим ощущения, сознание на место бытия. Махизм – первая из его разновидностей. [40]
В начале XX столетия на позиции махизма один за другим переходят такие крупнейшие представители психологической науки, как Вундт [41] , Титченер [42] , Джемс. В своем завершающем историко-теоретическом труде [43] , представляющем собой попытку дать систематическое обоснование «новой» махистской ориентации психологии, Титченер называет ее родоначальниками Вундта вместе с Авенариусом [44] и Махом.
40
Показательным свидетельством живучести махизма может служить то, что в Contemporary Psychology, 1956, vol. 1, ^1 6 дается обзор книги Маха Beitrage zur Analyse der Empfindungen, вышедшей, как известно, в 1886 г. В этом обзоре читаем: «физика есть наука об ощущениях. Если это звучит революционно, то пусть скептический читатель спросит себя, чем еще может быть физика».
41
Вундт становится на махистскую позицию уже в своих «Очерках психологии», где он утверждал, что психология и физика изучают один и тот же «опыт» лишь с разных точек зрения. С идеалистическим монизмом в решении гносеологической проблемы Вундт при этом сочетает дуалистический параллелизм в вопросе о соотношении психических и физиологических процессов. См.: Вундт В. Очерки психологии. – М., 1912. – С. 4–6.
42
В своем «Очерке психологии» Титченер еще трактует психологию как науку о душевных процессах. При этом он определяет душевный процесс как такой процесс, который находится в области нашего внутреннего
43
Titchener Е. В. Systematic Psychology. Prolegomena. – New York, 1929.
44
Авенариус посвятил вопросу о предмете психологии особую работу: Bemerkungen zum Begriff des Gegenstandes der Psychologieв журн.: «Viertejahrschrift fur Wissenschaftliche Philosophie». Bd. XVIII (1894) und XIX (1895). См. русский перевод: Авенариус Р. О предмете психологии. – М., 1911.
С особенно далеко идущими последствиями оказался связанным переход Джемса на махистские позиции. [45]
В то время как махисты, идущие от физики, выдвинули лозунг «материя исчезла», махист от психологии Джемс в своем известном докладе «Существует ли сознание?» [ [46] , сделанном в 1904 г. на конгрессе в Риме, провозгласил: «сознание испарилось». Будучи подставленным в качестве «опыта» на место своего объекта – бытия, сознание, действительно, неизбежно «испаряется»; в качестве объекта психологического исследования в человеке остаются только внешние реакции, лишенные всякого собственно психического содержания. Таким образом, философская эволюция Джемса и его переход на позиции махизма лишили почвы ту психологию сознания, одним из крупнейших представителей которой был он сам, и расчищали почву для бихевиоризма как психологии поведения. В философии линия Джемса ведет к неореализму и затем к прагматизму, образующим философскую основу некоторых толков бихевиоризма. Можно смело сказать, что судьба этих более поздних разновидностей «нейтрального» монизма – неореализма и прагматизма – так же тесно связана с судьбами психологии, как первоначальная разновидность «нейтрального» монизма – махизм, был связан с развитием физики.
45
В своем основном психологическом труде: The Principles of Psychology, вышедшем в 1890 г., Джемс стоял на позициях откровенного, в общем локковского, дуализма. Характеризуя философскую платформу своего труда, сам Джемс писал: «Это позиция сплошного дуализма. Она предполагает два элемента – познающий дух и познаваемую вещь и трактует их как несводимые друг к другу. Ни один из них не выходит из самого себя и не переходит в другого. Ни один из них не является каким-либо образом другим, ни один не порождает другого. Они противостоят друг другу лицом к лицу в общем мире – один просто познает, а другой – коррелат – познается». (James W. The Principles of Psychology, vol. 1. – London, 1907. – Р. 218). В начале XX столетия совершается радикальная смена вех. В ряде докладов и статей 1904—1905 гг. (собранных затем в сборнике Essays in radical Empiricism. New York, 1912) Джемс формулирует уже по существу махистскую концепцию «чистого опыта». «Я утверждаю, – пишет Джемс, – что единая часть опыта, взятая в определенном контексте, играет роль познающего, душевного состояния, „сознания“, тогда как в другом контексте тот же единый отрезок опыта будет играть роль познанной вещи, объективного содержания. Одним словом, в одном сочетании он фигурирует как мысль, в другом как вещь» (James W. Essays in radical Empiricism. – New York, 1912. – Р. 9–10). «В одной совокупности он представляет собой только сознание, в другой – только содержание». «Мысли… сделаны из той же материи (Stuff. – С. Р.), что и вещи». См.: Джемс В. Существует ли «сознание»? // Новые идеи в философии. – СПб., 1913. – № 4. – С. 113, 127
46
См. сб. Essays in radical Empiricism. New York, 1912 и русский перевод цитированной статьи Джемса в сб. «Новые идеи в философии». – СПб., 1913. – ^1 4. – С. 20.
Неореалисты – Перри, ближайший продолжатель «радикального эмпиризма» Джемса в философии, и Хольт – впервые провозглашают общую платформу бихевиоризма. Прагматисты – Дьюи и, особенно, Мэд – связывают прагматическую философию и бихевиористическую психологию в один клубок [47] . Основной «пафос» своей философии представители «нейтрального» монизма видят в борьбе против картезианской «бифуркации» природы. Всячески выпячивая свою борьбу против декартовского дуализма, они пытаются выдать себя за «революционеров» в философии, смело рвущих устаревшие традиции. Борьба с дуалистической «бифуркацией» природы (пользуясь их выражением) ведется ими с позиций все того же «нейтрального» монизма, который является монизмом эпистемологическим. Он переносит проблему психического целиком в гносеологический план. Поскольку при этом гносеологическая проблема решалась посредством подстановки психического на место его объекта, психическое неизбежно отрывалось от субъекта, от человека, от его мозга. При такой трактовке вопроса психофизиологический аспект проблемы или вообще выпадает (борьба Авенариуса против «интроекции»), или сохраняется дуализм, обособляющий психику от мозга. Такое сочетание идеалистического «монизма» в решении проблемы психического в «эпистемологическом» плане с дуализмом в решении «психофизиологической» проблемы отчетливо выступило уже у Вундта, который при определении предмета психологии, исходя из махистского понимания «опыта», утверждал, что психология и физика изучают один и тот же опыт, но только с разных точек зрения, и вместе с тем оставался на позициях так называемого психофизического параллелизма, т. е. открытого дуализма в вопросе об отношении психических и физиологических процессов. «Нейтральный» монизм в настоящее время представляет прежде всего Рассел, продолжающий, по его собственному заявлению, линию Джемса и американских неореалистов. [48]
47
См. Mead G. H. Mind, Self and Society from the Standpoint of a social Behaviorist. – Chicago University Press, 1946.
48
См. Russell ^A. The Analysis of Mind. – London, 1924. – Р. 6.
У Рассела особенно обнаженно выступает схождение обоих путей, которыми махизм и неореализм шли к разрешению своей задачи, – растворение в нейтральных элементах опыта, с одной стороны, материи и, с другой – сознания [49] . В предисловии к «Анализу духа» Рассел прямо пишет, что цель его заключается в том, чтобы объединить две тенденции, из которых одна связана с психологией, а другая – с физикой [50] . С одной стороны, релятивистская физика, по мнению Рассела, делает материю все менее материальной, с другой – бихевиористическая психология стремится свести психическое к физическому. Ссылаясь на это, Рассел, так же как Мах и Джемс, утверждает, что «физика и психология не различаются по материалу», из которого состоит предмет их изучения [51] . «Дух и материя являются логическими построениями; элементы, из которых они строятся или выводятся, соединены различными отношениями, из которых одни изучаются физикой, а другие – психологией» [ [52] . Однако к этому Рассел добавляет: если область физики состоит только из логических построений, то психология включает и те данные, из которых строится как физическое, так и духовное. Поэтому, заключает Рассел, все данные физических наук – это психологические данные. Основополагающая, всеобъединяющая наука, способная осуществить то, что тщетно пыталась сделать метафизика, – разрешить все проблемы философской мысли, связанные с соотношениями духа и материи, и дать конечный научный ответ о том, что происходит в мире, – была бы, согласно Расселу, в самых решающих пунктах более похожа на психологию, чем на физику [53] . По отношению к этой основной науке физика была бы производной дисциплиной. Вместе с тем все науки оказались бы объединенными с психологией, поскольку в ведении психологии находится основная ткань мира – единственная первичная данность – ощущения или элементы, подобные им. Здесь от «нейтральности» расселовского монизма не остается даже и видимости. Стараясь вообще подчеркнуть свою «нейтральность» в борьбе материализма и идеализма, Рассел сам вынужден признать, что в вопросе о составе мира его нейтральный монизм «склоняется к идеализму» [ [54] . Видимость нейтральности Рассел стремится поддержать механистическим сведением психического к физическому. Суть концепции Рассела очень поучительно выступает в его понимании восприятия. Здесь общая линия «нейтрального» монизма выражается в двух положениях: с одной стороны, «мои восприятия в моей голове», с другой – «моя голова состоит из моих восприятий» [ [55] . Сочетание этих двух положений достигается расчленением восприятия на два компонента: восприятие как процесс (perception) и восприятие как образование (percept); восприятие в первом смысле сводится к физиологическому процессу; во втором – как образование – подставляется на место своего предмета. Восприятие как процесс (perception), от которого к тому же отчленен его результат – чувственный образ, согласно Расселу, есть не психический, а чисто физиологический процесс; он совершается в голове человека. Восприятие как образование, отделенное от процессов, в результате которых оно возникает, от мозга, от субъекта, подставляется на место его предмета [56] . Таким образом, «материализм» тезиса, согласно которому восприятие совершается лишь в голове, оказывается не очень опасным, поскольку он тотчас перекрывается другим, по которому голова и весь материальный мир объявляются состоящими из восприятий. Эта операция, совершаемая над ощущениями и восприятиями, предваряется у Рассела еще другой, посредством которой он все несводимое к ощущению (в частности, желания, чувства, инстинкты, навыки), солидаризируясь с крайним бихевиоризмом,
49
Осуществлению этого замысла непосредственно посвящена прежде всего книга Рассела «Анализ духа» (Russell ^A. The Analysis of Mind. – London, 1924), за которой последовал «Анализ материи» (Russell ^A. The Analysis of Matter. – London, 1927, Изд. 2 в серии «Dover Publications». New York, 1954), посвященный разрешению этой же задачи.
50
См. Russell ^A. The Analysis of Mind. – London, 1924. – Р. 5.
51
Там же. – С. 307.
52
Там же.
53
Там же. – С. 305.
54
См.: Russell ^A. The Analysis of Matter. – New York. Dover Publications, 1954. – Р. 388.
55
Russell ^A.The Analysis of Matter. – New York. Dover Publications, 1954. – Р. 382.
56
Для того чтобы открыть себе возможность этой подстановки ощущения, восприятия и т. д. на место объекта, Рассел в «Анализе духа» подвергает специальной критике концепцию «актов» Брентано, Мейнонга, с тем чтобы осуществить отчуждение психического от субъекта. Продолжая линию Джемса, который сводил сознание к потоку мысли, Рассел стремится доказать, что не человек (субъект) мыслит, а ему мыслится (The Analysis of Mind. – Р. 17—18). В связи с этим в посвященной Джемсу главе своей «Истории западной философии» он объявляет главной заслугой Джемса как философа то, что он отверг понятие субъекта – объекта как основное для познания. Russell ^A. A History of western Philosophy. – New York, 1945. – Р. 812.
Таким образом, если в период господства психологии сознания у Вундта и Авенариуса «нейтральный» эпистемологический монизм сочетался с дуализмом в решении психофизиологической проблемы (в вопросе о соотношении психических и физиологических процессов), то у Рассела идеалистический монизм в решении гносеологической проблемы сочетается с механистическим сведением психического к физиологическому, или к поведению – в духе «радикального», уотсоновского бихевиоризма. Так анализ различных постановок проблемы психического показывает, что в них на передний план выступает то гносеологический, то психофизиологический аспект проблемы и, как правило, отсутствует правильное их соотношение.
Вслед за неореализмом свою разновидность «нейтрального», по существу идеалистического монизма, выдвинул прагматизм, тоже блокирующийся с бихевиоризмом, но уже не «радикальным» уотсоновским, а изощренным «социальным» (Мэд). Основным инструментом этой разновидности монизма, претендующего на «нейтральность» по отношению к материализму и идеализму, является семантика – понятие значения, символа. Предпосылки для этого семантизма создал в американской философии еще в 70–80-х гг. прошлого столетия Пирс (Ch. Peirсе); следующий шаг в том же направлении сделал в начале XX столетия Вудбридж, утверждавший, что дух или сознание – это сами явления, поскольку они обозначают или представительствуют друг друга. [57]
57
См. W^iodbridge F. J. A.The Nature of Consciousness // Journal of Philosophy, 1905, II. – Р. 119—125.
Эта семантическая концепция была затем развита и широко использована Дьюи и Мэдом [58] . Их основной тезис по этому вопросу заключается в том, что вещи и мысли или образы сотканы из одного и того же материала (Stuff), различие между ними – только функциональное и сводится к роли, которую они выполняют; явления опыта становятся духовными, поскольку они вступают в отношения знака и обозначаемого, поскольку они обозначают или символизируют друг друга по отношению к поведению (или органическим функциям) [59] . Таким образом, с одной стороны, сознание сводится к значению явлений, с другой – эти последние и вообще бытие в качестве опыта посредством семантических отношений идеализируются и превращаются в нечто духовное.
58
К истории вопроса см. Morris Ch. Six Theories of Mind, Ch. V. Chicago University Press, 1932. – Р. 282—327.
59
См.: Dewey J. Experience and Nature. – London, 1925. – P. 291, 303, 307, 308; Mead G. A behavioristic Account of the Significant Symbol // Journal of Philosophy. – 1922, XIX; Mead G. Mind, Self and Society from the Standpoint of a social Behaviorist. Part II «Mind and the Symbol». – Chicago University Press, 1946. – Р. 117—125.
В связи с такой проекцией духовного в сферу опыта и здесь делается попытка отвергнуть особую связь психических явлений с мозгом. В частности, Мэд подчеркивает то обстоятельство, что возникновение ощущений обусловлено физическим процессом в воспринимаемом объекте (являющемся, например, источником звука), средой, по которой выходящий из него физический процесс распространяется процессами в периферических рецепторных путях, по которым распространяется возбуждение прежде чем дойти до мозга, и, после того как оно через него проходит, ответной реакцией организма. Ведущим звеном в этой цепи событий или процессов, с которыми связано формирование ощущений, Мэд признает ответную поведенческую реакцию организма, а не мозг. Отожествляя сознание с опытом, в частности с социальным окружением индивида, Мэд – в силу той же «логики», которая обусловила борьбу Авенариуса с «интроекцией», – стремится оторвать психику от мозга [60] . (Как будто сама эта ответная реакция осуществлялась не мозгом и притом с учетом отражаемых в ощущении раздражителей!)
60
См. Mead G. Mind, Self and Society, § 15 «Behaviorism and psychological Parallelism». – Chicago University Press, 1946. – P. 112.
Таким образом, несмотря на все «новшества» – на связь семантики с бихевиоризмом и прагматизмом, основная линия «нейтрального» монизма в вопросе о материи и сознании остается в принципе все той же.
Наряду с монизмом, якобы «нейтральным», все больший вес приобретает и откровенный спиритуалистический монизм.
За спиритуалистический монизм в начале XX столетия выступает ряд руководящих представителей идеалистической психологии и философии. По мнению Кречмера, спиритуалистический монизм – это мировоззрение, которое наилучшим образом соответствует современному мышлению. Некоторые, как, например, с одной стороны, Клагес [61] , с другой – Кассирер [62] , – усматривают решение психофизической проблемы в том, что тело человека является символическим выражением его духовной сущности. Спиритуалистические тенденции в психологии в начале XX столетия проводят также виталисты (Дриш [63] и др.). Опираясь на Аристотеля, они стремятся противопоставить декартовскому дуализму спиритуалистический монизм [64] В противоположность «нейтральному» монизму, являющемуся монизмом «эпистемологическим», в этих концепциях спиритуалистического монизма проблема психического вновь целиком превращается в вопрос о взаимоотношениях духовной и материальной природы человека; гносеологический аспект проблемы психического, его специфическое познавательное отношение к окружающему миру как объективной реальности опять отпадает.
61
См. Klages L. Von Wesen des Bewusstseins. Dritte Auflage. – Leipzig, 1933.
62
Cassirer E. Philosophic der symbolischen Formen. Dritter Teil. PhanoriTenologie der Erkenntnis. Кар. Ill «Die Ausdrucksfunktion jjund das Leib-Seelen Problem». – Berlin, 1929. – S. 108—121.
63
Dries с h H.Leib und Seele. Eine Untersuchung uber das psychophy-sische Problem. – Leipzig, 1920.
64
«Не приходится спрашивать, – писал Аристотель в трактате „О душе“. – едины ли тело и душа или они раздвоены – человек единен, а он и душа и тело». (О значении этого положения в истории «психофизической проблемы» и его месте в психологии Аристотеля см. «Die Geschich-te der Philosophie» («Lehrbuch der Philosophie» hrsg. von Max Dessoir. Zweiter Teil, параграф о психологии; см. особенно с. 192 и сл.)
Значительную роль в развитии спиритуалистических тенденций, крепнущих с нарастанием реакции, сыграл Джемс [65] , давший сперва толчок к появлению новых разновидностей «нейтрального» монизма. Спиритуалистические тенденции Джемса проявились уже в его солидаризации с концепцией Бергсона, согласно которой мозг – это не орган мышления, а лишь инструмент, посредством которого мышление переходит в действие. Мозг это, по Бергсону, аппарат, посредством которого мысль управляет движением и воплощается в материальном мире (Бергсон пытается доказать это положение, отвечающее его исходным позициям, интерпретацией ряда патологических фактов нарушения деятельности мозга – апраксии и т. д.). Таким образом, мысль связана с мозгом; наличие этой связи и порождает, согласно Бергсону, иллюзию правильности материалистического положения, что мозг – орган мышления; но связь эта имеет, по Бергсону, совсем другой характер, отвечающий не материалистическому, а спиритуалистическому взгляду на вещи. (Эта философская концепция определяет его психологическое учение о памяти и восприятии [66] .) Джемс полностью солидаризируется с бергсоновским пониманием соотношения мысли и мозга.
65
В идейной эволюции Джемса прослеживается неоднократная смена вех. Некоторый фактический материал об идейной эволюции Джемса можно найти в кн. Perry R. В. In the Spirit of William James. – New Haven, Yale University Press, 1938. Перри различает в эволюции Джемса три фазы: психологическую, феноменологическую и метафизическую. См. в указанной книге раздел III «The Metaphysics of Experience», р. 75–123.
66
См. особенно его работу «Материя и память». Вегgsоn Н.Matiere et memoire. Essai sur la relation du corps et de Гesprit. Paris, 1914. Русский перевод: Бергсон А. Материя и память: Пер. В. Базарова // Собр. соч. – СПб., 1914. – Т. 3.