Бытовая химия
Шрифт:
– Я родилась здесь. И каждую неделю приезжаю сюда на съемки: студия базируется в Глазго.
– Я уверен, что все будет в порядке. «Дай мне ребенка до семи лет…», как говорят иезуиты… Просто, если мы хотим развить шотландскую тему, мне нужно обыграть Маучлин, потом Ковентри и Строук Ньюингтон.
– Понятно.
У нее был извиняющийся вид, словно она чувствовала себя виноватой за то, что создала мне такую проблему. Конечно, все было разыграно – вежливое профессиональное сожаление, такое выражение лица бывает у консультанта в магазине при фразе: «Я очень сожалею, но на этот товар скидки не действуют. Просто его поставили сюда по ошибке, случайно засунули в кучу мусора, по невероятному капризу судьбы». Но мне все равно было очень приятно. Ведь Джорджи могла бы легко пожать плечами со словами: «Дорогой, не забывай, я плачу тебе за эту работенку».
– Не
– А Чизвик?
– Ммм… Давай посмотрим, сможем ли мы вообще избежать упоминания о Чизвике, попробуем так?
Я планомерно расспрашивал ее о главном: родители, братья-сестры, друзья, образование, имена, даты и прочие сведения. Она долго и сбивчиво рассказывала о том о сем, я всего лишь руководил беседой. Ей доставляло удовольствие рассказывать о себе так, что это не напоминало суровое испытание, вытягивающее из меня все соки, как порой случалось. Я мог заставить гонщика воодушевленно болтать часами о шпинделях, но как только дело доходило до его школьных лет (чтобы читатели посчитали его человечным и привлекательным, иначе как можно было заставить их интересоваться тем, какие шпиндели он использовал в своей жизни?), он отвечал нечто подобное: «Мои школьные годы? Ну, все нормально было. Как у всех». И молчание. Джордж, наоборот, была настолько откровенна, что я порой смущался. Я узнал о ее первом сексуальном опыте (глава «Первая любовь» в книге, могу вам открыть секрет), она вспоминала мельчайшие детали, хотя я всего лишь поинтересовался, что она делала после школы в Ковентри… Джорджи даже изобразила всё в лицах.
Пленка закончилась, и я прервался, чтобы перевернуть кассету. Всегда пренеприятный момент. Людям кажется, что они обязательно должны что-то сказать, когда я меняю пленку. Такая же потребность заполнить паузу возникает, когда бармен наливает вам кружку «Гиннеса» или механик разглядывает мотор вашей машины. В моем случае, учитывая, что диктофон не работает, им нужна уверенность, что их реплика будет совершенно неважной и неинтересной.
– Какой чудесный день, – сказала Джордж. Но потом она сделала нечто такое, что меня выбило из колеи. Не ожидал, но так уж случилось. Более того, еще больше меня поразило то, что я был так поражен. Она сняла шляпу, поставила ее возле себя словно чашу и, сняв солнечные очки, небрежно бросила их туда. Внезапно… она превратилась в Джорджину Най. Ее неповторимые темные волосы, бурля, вылились ей на плечи, словно кувшин абсолютно черного молока. И вот – прямо передо мной – глаза, что столько раз появлялись на экране, зафиксированные камерой с близкого расстояния, вот они смотрят куда-то вне кадра на мерзкого владельца завода, на автомобильную аварию, закончившуюся трагедией, или на случайно забеременевшую девушку. Обычно знаменитости выглядят иначе в реальной жизни. Часто они ниже ростом, чем казались, их загар странного коричневого цвета, иногда они выглядят уставшими, старыми или – как чаще всего бывает – раздражающе обыкновенными. Но в случае Джордж разочарование было самой неподходящей эмоцией: в жизни она выглядела так же, как на экране. Возможно, я был так шокирован, потому что уже привык к тому, что она прикрыта шляпой и темными очками, и с налету увидел ее целиком. И тут я осознал «это»: я понял, почему она выделяется на фоне бесчисленного количества других хорошеньких, но безработных актрис Британии. Я не мог «это» определить точно, это была неподвластная определению система деталей, обворожительно-магическое созвездие крохотных капризов. Но «это» определенно имело место быть. Я суммировал все свои мысли в одно лаконичное и невольно вырвавшееся восклицание:
– Черт!
– Что? – откликнулась Джордж. Увидев выражение моего лица, она быстро оглядела себя, по-видимому, в поисках пятен или выпавших из бюстгальтера грудей. Не обнаружив ничего подозрительного, она скосила глаза для того, чтобы оглядеть собственный нос.
– Прости. Ты только что превратилась в Джорджину Най – так неожиданно.
Она насмешливо улыбнулась мне.
– О, дорогой, как это мило… – Актриса приложила большой и средний пальцы к ладони, изобразив, что это ручка и бумага. – Не желаете автограф?
– Да, ну ладно-ладно, – я улыбнулся в ответ. – Я же не сказал, что мне нравится Джорджина Най, просто удивился, когда увидел ее.
– Конечно, притормози и сдавай на попятный. У тебя в голове есть своя теория антиславы, и вот ты сталкиваешься с… эээ… моим присутствием, и вся твоя философия летит в тартарары. – Она резким толчком
– Что?
Джорджи кивком указала на диктофон.
– А, одну секунду… Да. Поехали.
Новые биографические сведения. Смешно, но, несмотря на ее потрясающий вид, в ее рассказах не было совсем ничего выдающегося: честно говоря, мне придется всерьез покорпеть над тем, чтобы ее жизнь стала хоть чуточку пригодна для книжной истории.
Я ловил себя на том, что не могу отвести от нее глаз, постоянно уплывая куда-то мыслями. Что было совсем неуместно, тем более в ситуации, когда мне было так важно охотиться за интересненьким и вылавливать все то, что пригодно для письменного изложения. Главная проблема заключалась в том, что в ее жизни не было ни одного неприятного случая, вокруг которого можно было бы построить повесть ее жизни. Если вы пишете портрет человека, только что награжденного золотой медалью на мировом чемпионате по вращению обруча нагишом (я только что выдумал этот вид спорта, но внезапно осознал, что на самом деле это не такая уж плохая идея), то история проста: я мечтал, тренировался, соревновался и выиграл, – гип-гип, ура! Примерно так же будет выглядеть история победителя в лотерее, или успешно реабилитировавшегося после несчастного случая, или родившегося с уродливыми ушами. Но случай Джордж был иным: она фантастически популярна. А от безумно знаменитой персоны люди хотят только одного – откровений. Нечто шокирующее о приятелях-актерах или рассказ об их невинной зависимости от содержащего эфедрин «перкодана»: они прятали ее от окружающих, боролись, но смогли пересилить себя и справились, и это, «дорогие читатели, естественно, сделало их сильнее». Джорджи, напротив, рассказывала мне, как препиралась с людьми, которые вешали книжные полки в ее квартире. Я начал понимать, что мне наверняка придется подкупить кого-нибудь, чтобы вовлечь ее в контрабанду героина из Малайзии, который она якобы провезет в пластмассовой статуэтке Будды. У меня было такое ощущение, словно Джордж рассказывает все это специально, чтобы разозлить меня: ее родители никогда не отказывались от нее. Ни один из молодых людей ее не обидел, все друзья были очень милыми, а самое худшее, что с ней случалось в жизни, – ветряная оспа. Ну что за жизнь такая?! Может быть, надо прямо сейчас столкнуть ее с «Национального Монумента»? Расстояние не более двух метров, но, по крайней мере, риск сломать шею послужит хоть каким-то материалом для меня.
Внезапно я понял, что снова просто уставился на актрису и погрузился в собственные мысли.
Интервью продолжалось почти два часа, ей нужно было спешить на следующую встречу. У меня собралось достаточно информации, и я воистину насладился ее обществом, она обладала удивительной харизмой, а в ее голосе была неотталкивающая внутренняя уверенность. Она не была скучным персонажем, она оказалась потрясающе интересной, но у меня не нашлось ни единой зацепки для создания истории. Неужели чертова книга будет похожа на роман Пинтера?
– Ну, мне пора, – сообщила Джордж, постукивая пальцами по циферблату наручных часов. – Предполагаю, ты захочешь сделать еще одно интервью?
– Да… – Да уж, наверное, она расскажет мне нечто сногсшибательное, вроде того, как она подошла к кому-то на улице и коснулась его плеча, а оказалось, что это чужой человек, совсем не тот, на кого она подумала, просто прохожий. На этом и можно было бы поставить жирную точку. – Разумеется. Я поработаю кое над чем, и у меня наверняка появится несколько вопросов. Было бы здорово встретиться еще разок и обсудить детали.
– Хорошо, тогда я тебе позвоню. И буду рада снова тебя видеть, мне понравилось.
– Взаимно.
Она надела шляпу и очки, наклонилась, для порядка поцеловала меня в щеку и с легкостью спортсменки спрыгнула на траву. Я проследил, как она удаляется по направлению к городу. Перед тем как пропасть из виду, Джорджи обернулась и помахала мне. Я поднял руку в ответ. Она была интересной женщиной. Жаль, что в ее жизни не происходило ничего интересного.
– О, Хью, перестань!
Я был в офисе Хью в «Макаллистер amp; Кэмпбел» на встрече, посвященной состоянию дел компании. Я пришел пораньше, так что – чего и следовало ожидать – Хью решил с пользой провести время до того, как соберутся остальные, и рассказывал мне о своей простате.
– Нет-нет, послушай… – продолжил он. – Я информирую, чтобы ты был в курсе, когда тебе самому придется идти на осмотр.
– Но я ничего не желаю знать об этом, пока не придет время идти на осмотр, Хью. Ты лишаешь меня приятного сюрприза.