Бюро убойных услуг
Шрифт:
Как только набожный человек совершает «грех», он тут же бежит в храм, чтобы выпросить у бога прощение. Там он видит изображение адских мук и сходит с ума от ужаса. Он жертвует деньги на церковь и старается в меру своих сил творить «добро», но не удерживается и «грешит», потому что не согрешить невозможно. Сам подумай, у какого здорового мужчины не возникнут крамольные мысли при виде пары стройных девичьих ножек? А ведь это грех. Ты вот подставишь другую щеку, если какой-нибудь урод ни с того ни с сего съездит тебе по морде? Не подставишь — и это тоже грех.
— А
— В чем, интересно, я не прав? — нахмурился синя-евский авторитет. Глеб усмехнулся.
— Насчет того, что нужно подставлять другую щёку. Был у нас на зоне один амбал, по кличке Овощебаза — ростом под два метра, весил сто двадцать килограммов, а удар был, что у парового молота. Так он нам однажды этуфеньку Иисусову насчет щеки растолковал.
— И как же? — заинтересовался Психоз.
— Да понимаешь, стал там один козел не по делу крылья растопыривать, ну, Овощебаза ему рога-то и пообломал. Нырнул мужик мордой в парашу да там и затих.
Плюнул на него Овощебаза, а потом обвел нас взглядом и спрашивает грозно так:
«Слышали, что Иисус Христос говорил: „Если тебя ударили по одной щеке, подставь другую“?»
Ну мы, в натуре, подтвердили, что слышали.
«Хорошо, что слышали. А просекаете, что он имел в виду?»
Мы, естественно, молчим, смотрим на него вопросительно, уж больно странно было видеть этого амбала в роли религиозного проповедника.
"Так вот, братаны, — торжественно провозгласил Овощебаза. — Христос имел в виду, что коли ты такой слабак и вафел [4] , что позволил какому-то козлу врезать себе по щеке, то тебе и впрямь ничего другого не остается, как подставить другую щеку".
4
Вафел — дурак, идиот (жарг.).
От хохота Психоза содрогнулись стены.
— Ой, не могу, — вытирая выступившие на глазах слезы, никак не мог успокоиться синяевский авторитет. — Если, говорит, ты такой слабак и вафел… Сегодня же расскажу об этом игумену Прокопию. Придется ему теперь вносить коррективы в свои проповеди. А о морали этот твой Овощебаза ничего не говорил?
— Нет, насчет этого базара вроде не было.
— Тогда я закончу свою мысль. Как уже было упомянуто, мораль общества основывается на страхе. У религиозных людей это страх перед богом, у неверующих — перед родителями, перед другими людьми, перед общественным осуждением или перед законом.
Тот, кто свободен от страха, свободен и от морали, поэтому чем больше в обществе морали, тем легче в нем существовать таким, как мы.
— Занятная идея, — свободен от страха?
— Полностью от него не свободен никто. Но я — в большей степени, чем другие.
— Выходит, если у тебя нет страха, то нет и морали?
— Я сам устанавливаю свою мораль, и это еще одно различие. Моя мораль приносит пользу мне, а мораль стада в основном выгодна тому, кто этим стадом управляет. Именно в этом и заключается отличие лидера от следующей
Бык вопросительно посмотрел на Губанова.
— Римские папы. Почитай когда-нибудь историю Ватикана, только реальную, а не ту рекламную туфту, которую подсовывает верующим католическая церковь. Там тебе и содомия, и убийства, и прелюбодеяние, и лжесвидетельство, и много чего еще. Нет заповеди, которую бы они не нарушали. И знаешь, почему? Потому что глупец не имел шанса взобраться на самый верх. Там оказывались лишь те, кто был лишен и страха, и морали. Как говорится, в честной борьбе всегда побеждает жулик.
— Вот с последним утверждением я целиком и полностью согласен, — кивнул Глеб. — Если мир желает быть обманутым, доставим ему это удовольствие. А челюсть действительно стоит отыскать, чтоб неповадно было всяким залетным козлам крысячить на нашей территории, тем более в церкви.
— Рад, что мы друг друга понимаем, — улыбнулся Психоз. — Разузнай по своим каналам все, что можешь, об ограблении перелыгинской церкви.
— Будет сделано, шеф, — шутливо отдал честь Бычков.
Накаленная атмосфера в доме Андрея Сикорского отнюдь не способствовала выяснению обстоятельств смерти бельгийского атташе, и Колюня Чупрун под аккомпанемент проклятий оскорбленного супруга повез Инну в управление.
Ерзая на неудобном деревянном стуле в кабинете опера, рыжекудрая мадам Сикорская надрывно рыдала и клялась, что к убийству отношения не имеет и вообще совершенно ничего не понимает.
Чупрун терпеливо ждал окончания истерики, справедливо полагая, что количество влаги в женском организме ограниченно, а значит, слезы рано или поздно должны будут иссякнуть.
Так оно и случилось. Зеленоглазая красотка выпила стакан воды, высморкалась в изящный батистовый платочек, достала косметичку, подправила ущерб, нанесенный макияжу, после чего поведала изумленному оперу весьма странную историю.
С Шарлем Аймом Инну познакомил муж, который вел с ним какие-то дела. Чем именно они занимались, Сикорская не имела представления.
Да, она действительно увлеклась Шарлем, но это в порядке вещей, — в конце концов на дворе двадцать первый век, а не дикое Средневековье. Сексуальная революция, эмансипация и все такое прочее. Вот Инна и решила — а почему бы нет? Любая женщина на ее месте не устояла бы перед таким мужчиной — воспитанным, обаятельным, богатым, элегантным, красивым, наконец.
Атташе, в свою очередь, тоже не остался равнодушным к чарам рыжеволосой прелестницы. Втайне от Андрея они стали встречаться. Инна не хотела сдаваться слишком быстро — очень уж ей нравились романтичные ухаживания Айма, хотя искушение пасть в его объятия было весьма велико.
Решающая встреча должна была состояться вечером того самого дня, когда Шарля убили. Утром Сикорский уехал в командировку, а около пяти часов вечера Инне позвонила секретарша мужа и сказала, что никак не может дозвониться Андрею Павловичу на мобильный, на работе его нет, а пришли какие-то факсы, требующие срочного ответа.