Бюро убойных услуг
Шрифт:
— Тыхо! Спокийно! Граждане, разойдитесь! — отгонял от товарища зевак Поддавал-пил. — Усе у порядку. Ну чого вы пялитесь? Нэ бачылы пьяну жинку? Нэ буяньте, гражданка! И прекратите, наконец, його колошматить, инакше я вас арэстую за бандитское нападение и нанесение тяжких телесных повреждений.
Схватив Зюзина за руку, Тарасик резким рывком сорвал его с бабищи и, пока она, оскальзываясь на пельменях, безуспешно пыталась подняться, поволок приятеля через толпу, подальше от эпицентра скандала.
— Ты що, з глузду зъихав? — затолкав майора в неосвещенное
— Да не набрасывался я на нее! — дернулся майор. — Пусти же меня, наконец! Там покойник уходит! Надо его схватить! — Якый ще покойник?
— Тот самый, вчерашний! Жмурик, которого мне на пост подбросили! Из-за которого меня вышибли из органов! Из метро вышел, паразит, как ни в чем не бывало. Сечешь? Если он жив, выходит, я ни в чем не виноват! Меня восстановят на работе, может, даже в отдел на права вернут. Надо только его догнать.
— Ты хочеш сказаты… — до Тарасика хоть с трудом, но дошла суть невероятного заявления майора. — Ты имеешь в виду, что видел человека, похожего на твоего покойника?
— Да не похож он, это он и есть! Зрительная память у меня не хуже, чем у «Кодака», а уж этого гада я, кажется, и с закрытыми глазами узнал бы. Морда гладкая, самодовольная, разодет в пух и прах, так и лоснится, паразит. Дорогу пересек и вдоль Киевской площади к реке пошел. Бежим, может, догоним, а то мне никто не поверит!
— Ты точно уверен, що це вин?
— Да провалиться мне на этом месте!
— Так чого ж мы стоим? — вскинулся Поддавал-пил. — Уперед!
Человек в светлом пальто мелькнул уже за площадью, миновал Дорогомиловскую улицу и свернул на набережную Тараса Шевченко.
Преследователи, горестно матерясь, вынуждены были остановиться на красный сигнал светофора. Поток машин был сплошным, и проскочить сквозь него было невозможно.
Сменив гнев на милость, светофор озарил тьму изумрудной зеленью, и приятели рванули вперед со спринтерской скоростью. Их усердие было вознаграждено. Вылетев на набережную, они снова увидели светлый силуэт. Покойник поднимался на крыльцо восьмиэтажного жилого дома добротной сталинской постройки. Пара секунд ему понадобилась на то, чтобы набрать номер на кодовом замке. Еще мгновение — и тяжелая дверь захлопнулась за его спиной.
— Стой! — заорал Паша Зюзин и, сделав последний отчаянный рывок, всем телом ударился о бездушное дверное полотно. — Открой, ты, падла, жмурик поганый! Открой, говорю!
— Слышь, майор, заспокийся! — воззвал к Пашиному разуму Поддавал-пил. — Та нэ колотыся ты в нее. Дверь прочная, не высадишь, а почнешь бушевать — жильцы милицию вызовут.
— Милицию! Точно! — отлепившись от двери, Зюзин просветлел лицом. — Колюню надо вызвать. Уж он-то с этим поганцем разберется.
— У тоби сотовый з собой? — деловито осведомился Тарасик.
— Да какой сотовый? Меня же с работы выгнали! До него ли мне было! А у тебя нет?
— Откуда? — пожал
— Ни за что, — покачал головой Паша. — Сторожить его я буду сам. Сейчас напишу тебе телефон Чупруна. Не найдешь автомат поблизости — сгоняй к Киевскому вокзалу — уж там-то их полно. Только быстро.
— Считай, що я вже воротывся, — пряча в карман бумажку с номером, сказал Тарасик.
Дрожа от переполняющего его охотничьего азарта, майор принялся шагать взад-вперед перед запертой дверью подъезда. В его воспаленном мозгу мелькали картины сладостного примирения с генералом Запечным. Пусть только покойник выйдет на улицу! Тут-то Паша с ним и разберется по-свойски. Мало не покажется!
Увлекшись мечтами о счастливом безоблачном будущем, Зюзин так и не удосужился задуматься о том, каким образом отправленный на вскрытие труп ухитрился не только воскреснуть, но и неким чудесным образом сбежать из прозекторской. Возможно, тут сыграл роль пережитый Пашей стресс, а также принятая в связи с вышеупомянутым стрессом избыточная доза алкоголя.
Зюзин в четвертый раз прокручивал картину триумфального возвращения в отдел по выдаче прав, когда наверху раздался звон бьющихся стекол и сразу вслед за ним протяжный, исполненный ужаса крик.
Задрав голову, майор успел заметить, как ночной сумрак метеором рассекло белесое пятно, а в следующий момент асфальт у его ног содрогнулся от мощного удара. Оцепеневший от ужаса Паша перевел глаза вниз, на содрогающееся в предсмертных конвульсиях тело.
Темные пятна крови покрывали светло-кофейную ткань пальто. Из уголка искаженных страданием губ лениво ползла буроватая струйка.
Время замедлило свой бег, почти остановилось. «Дежа вю», — мелькнуло в голове у майора. Он потерянно наблюдал, как стихают конвульсии, как замедляет свой бег тонкая бурая струйка, понимая, что кричать и звать на помощь бессмысленно.
Преодолевая предательскую слабость в ногах, Зюзин наклонился и, отогнув воротник пальто, нащупал сонную артерию. Пульса не было, так же, как в прошлый раз.
Его покойник снова был мертв.
Колюня Чупрун закрыл глаза и снова их открыл.
— Твою мать! — озадаченно ругнулся он, убедившись, что скульптурная группа «майор Зюзин, склонившийся над телом бельгийского атташе» отнюдь не плод его воображения.
От звука его голоса Паша испуганно вздрогнул и, потеряв равновесие, чуть не свалился на труп.
— Колюня! Уже! Вот это оперативность! Раскрыв объятия, майор бросился на широкую грудь приятеля.
— Что значит «уже»? — уточнил опер, утешающим жестом похлопывая Пашу по спине.
— Как — что? — не понял Зюзин. — Тебя же сюда позвал Поддавал-пил. Вот я и удивляюсь, что ты так быстро примчался.